Нога дерева

— Пристанут, докопаются!

— Собаки на уродов не лают; только на нормальных людей, — поддакнул корешок, — а нормальных на земле этой грешной так мало!

— Сам придумал галиматью эту?

— А чё такое галиматья?

— Мамка так называет всегда умные высказывания.

— А с ногой чего делать будем.

— Слыш, — остановился он вдруг посреди дороги, — а мент тот следом не едет знаешь почему? Потому что чуть дальше стоит второй мент и он расстелит шипы на дороге.

— Да, хреново с бешенными собаками, — зачесал его дружбан висок. — Не туда, не сюда. Слушай, а ты правду молол, что батя твой крутой такой чиновничек?

— Да нет же! И машина не моя. Просто… как тебе сказать?

— Ну говори уже смело; деваться всё равно некуда.

— Я тебе хотел понравиться, — признался он. — Как-то мне с тобой везло всё время. Представляешь, без тебя я неудачник… полнейший. А с тобой… как с талисманом, ей богу. Иду по улице, вижу, машина открытая стоит.

— Так она же закрыта была.

— Но я сердцем чувствовал, что открыта. Подошёл убедиться: дёрнул за ручку, открылась и… ключик торчит наготове. Осталось завести только. Естественно, я сделал вид, что это моё всё.

— Ладно, кончай болтать, сматываться надо, — пришёл к логическому выводу дружок.

По обе стороны дороги был непроходимый лес. Но, раз надо сматываться, значит проходимый. А не то тот гаишник, которому предыдущий передал по рации, чтоб расстилал шипы, остановит любого и спросит, не видели ли они по дороге двух пацанов, а тот ответит, что была парочка: испарялась в лесу, а машину оставила посреди дороги (явные идиоты; таких мимо внимания трудно пропустить).

Кусты для лазания были неудобны. Вообще, можно подумать, что это вблизи города всё зарастает диким непроходимым кустарником, созвучно поговорке, что прибрежные воды более шумливые, нежели те, что поглубже; но и далеко за городом та же картина, что и с непроходимыми городскими-вредными лесами (пока не выйдешь на тропинку, не проберёшься). Но друзья сильно спешили, поэтому скорость их была ещё медленнее, чем если б они ни от кого не драпали.

— О, глянь! — остановил тот, что был за рулём, своего приятеля. Он увидел столб с приколоченной к нему дощечкой. На дощечке было написано ВЕРНИТЕСЬ ЗА НОГОЙ МОЕЙ, УРОДЫ. ДИПЛОМАТ С СОБОЙ ЗАХВАТИТЕ. ПОКА Я ЕЩЁ В СОСТОЯНИИ ПРИДЕЛАТЬ СЕБЕ НОГУ. НЕ ДУРИТЕ. И ВЕРНИТЕСЬ!

— Это он нам?! — ошарашено смотрел на надпись тот, который был за рулём.

2000 г.

Глава 2. «Если долго стоять и думать, то можно одеревенеть»

Полиция называла убийцу Человек-Топор. Когда я это пишу, Человек-Топор по-прежнему не пойман. Но больше он никого не убивал.

Стивен Кинг, «Теория домашних любимцев: постулат Л. Т.»

— Мы долго так стоять будем?

— А ты не чувствуешь? У тебя нога не деревенеет? Корни в землю не врастаются?

— Не-а. По-моему, снег пошёл.

— Снег?

— Да.

— Лето же! А я всё время чувствую, как голова наливается водой.

— Снег… — продолжал тот о своём. — И снежинки все такие… разные-разные!

— А я чувствую, как вода изменяется.

— Знаешь, по какому принципу все снежинки не неудачники?

— По какому? — Друг не спорил… не усомневался в том, что снежинки — живые существа. Его голову наливала вода (и он чувствовал, как сильно она изменяется внутри; не так, как человеческое настроение, а значительно сильнее, потому что это вода родниковая) и он это чувствовал. Нет, вода не была паразитом, который проникает в живой организм и сам кажется живым, хотя до этого был «ничем» (если судить его («паразита») по деньгам, то он не стоил ни копейки — оценивались лишь дорогостоящие фильтры-водоочистители). Вода была самостоятельным… животным. И лишь это ощущение не позволяло ему спорить с самой постановкой вопроса: «почему снежинки ни за что не могут быть неудачниками?»

— По принципу первого предложения Льва Толстого… Тебе оно ничего не говорит, но всё-таки позволь его озвучить: «Все счастливые семьи похожи друг на друга, каждая несчастная семья несчастлива по-своему».

— Почему не говорит? Я даже знаю название книги! «Анна Каренина». — Он никакие книги не читал — они вводили его в состояние, присущее авторам, сочинившим все эти книги (чёрная меланхолия), но поскольку друг процитировал (друг тоже не знал источник, откуда в его голове спонтанно взялась эта фраза), то он угадал название книги. Также спонтанно.

Наверно, то, что им в школе записалось на подкорку, сейчас начало непроизвольно всплывать.

— Если несчастье очень разнообразно и многогранно… — продолжал он излагать суть того, о чём сказал (почему каждая снежинка — не неудачница). — Если это единственная вещь на земле, которая не стоит ни копейки и на неё нет дефицита, как на всё в этом мире (он забыл напомнить про воду — на воду тоже нет дефицита, не только на неудачи и несчастье), то каждый несчастный человек также непохож на себе подобного, как снежинки.