«В жизни всего три наслаждения: есть мясо, ездить на мясе и тыкать мясом в мясо»...
31 мин, 15 сек 12884
Не смотря на яркий полуденный свет, ему пришлось изрядно попотеть, чтобы найти вход в клуб «CARNEM». После двух часов блужданий по одинаково грязным, воняющим мочой кирпичным переулкам, Сантьяго был готов сдаться и вернуться в свой отель. Пожалуй, он уже не столько занимался поисками заведения, сколько нащупывал дорогу обратно на основную улицу, однако лабиринт поворотов всякий раз приводил в тупик.
В одном и таких непримечательных тупиков Сантьяго и разглядел искомую вывеску «CARNUM». Она была выполнена из завитков колючей проволоки, прибитой загнутыми гвоздями к растрескавшейся доске ДСП, когда-то покрытой кроваво-красным лаком, теперь почти осыпавшимся. Доска висела над лестницей, ведущей в подвальное помещение обычного пятиэтажного дома. Затененный провал лестничного пролета напоминал беззубый рот мерзкого старика — такая же чернота, вонь и безнадега.
В сомнении, Сантьяго достал из кармана джинсов потрепанный клочок бумаги, который ему вручил бармен его отеля. На листке выведен адрес и название клуба «CARNEM». Все верно, за исключением одной буквы — скорее всего кто-то оказался не слишком грамотен или не придал особого значения такой ошибке. Внизу определенно играла музыка — утробное буханье, похожее на биение сердца, отчетливо ощущалось даже на улице. Сантьяго понимал, что рискует, посещая подобное «неофициальное» заведение, но он потратил слишком много своего времени, чтобы просто так уйти, не взглянув хотя бы одним глазком. Любопытство, а так же долго сдерживаемое желание толкнули его вниз — навстречу темноте и ритмичной музыке.
После первых пяти ступенек он ощутил, как запах нечистот, преследовавший его на улице, сменился ароматами мускуса, дыма какао-сигарет и человеческого пота. Оказавшись внизу на маленькой, запруженной сигаретными бычками площадке, Сантьяго отыскал дверную ручку и приготовился войти в мир неизведанного.
— Решил предаться блуду, сын мой? — голос, звучавший как плаксивый скрип старых половиц, доносился с лестницы. Сантьяго оглянулся к спускавшемуся мужчине, одетому в черное одеяние с белым воротничком священника. Даже остановившись на две ступеньки выше, незнакомец не превышал Сантьяго в росте.
— Я турист — сказал Сантьяго, словно это его как-то оправдывало перед подкравшимся священником.
— Все мы тут немного туристы. — сказал сановник приторным голосом и наклонился к собеседнику. Сантьяго услышал странный шелест, и уверенность тут же вернулась к нему. Звук издавал воротничок, который оказался просто обрывком бумаги, засунутым под ворот черной рубахи, а теперь выбившимся наружу — только невнимательный человек, оказавшийся в полумраке мог принять всерьез такую дешевую подделку. Перед Сантьяго стоял не священник, а какой-то всклокоченный седой старик, косящий под священнослужителя. В глазах обманщика блестели искорки безумия.
Сантьяго непроизвольно поднял правую руку: то ли отгораживаясь от незнакомца, то ли замахиваясь для удара. Старик отстранился, выставив ладони в примиряющем жесте и произнес:
— Забыл снять кольцо, развратник.
Сантьяго посмотрел на свою руку — безымянный палец сковывало тяжелое обручальное кольцо. Он подумал сказать что-то обидное незнакомцу, но тот уже поднимался обратно по лестнице, громко шаркая дырявыми ботинками. Совершенно непонятно как этому безумцу удалось подкрасться настолько незаметно — видимо выполз из какого-то проулка. Злой на внезапно накатившее чувство стыда, Сантьяго попытался стащить «обручалку» с пальца, но у него ничего не вышло.
«Лучше бы это того стоило» — подумал мужчина, открывая дверь. Входя в полумрак помещения, ему пришлось протискиваться между потоками застоявшегося воздуха и порабощающе-однообразной музыки. Просторный подвал освещался редкими светильниками с бардовыми плафонами, отбрасывающими кровавые разводы на обитые лакированными планками стены. Повсюду расставлены обшарпанные круглые столики со складными стульями, по большей части пустующие. У левой стены расположилась залитая белым светом барная стойка. За ней скучающий небритый бармен пытался оттереть захватанные стаканы рваным полотенцем. В дальнем конце подвала установлена небольшая сцена с пандусом, уходящим за грязный бардовый гобелен, изображающий некое подобие кулис.
На протертой сцене вяло и отрешенно мастурбировал теряющий форму качок, одетый лишь в галстук бабочку. Перед ним на складных стульях сидела немногочисленная аудитория: мужчина в деловом костюме, нервно сжимающий пачку влажных салфеток и громко хихикающая пожилая пара — толстяк в кричащей гавайской рубашке и женщина в запятнанной потом розовой кофточке и нелепых солнцезащитных очках.
Обстановка навевала уныние, но Сантьяго не решился сразу же развернуться и уйти. Он прошел мимо задремавшего на стуле борова-охранника и выбрал столик поближе к стене и подальше от освещения. Он чувствовал себя как тот бизнесмен у сцены — сорок-пять лет, лысеющий, теряющий форму и, что самое главное, уверенность.
В одном и таких непримечательных тупиков Сантьяго и разглядел искомую вывеску «CARNUM». Она была выполнена из завитков колючей проволоки, прибитой загнутыми гвоздями к растрескавшейся доске ДСП, когда-то покрытой кроваво-красным лаком, теперь почти осыпавшимся. Доска висела над лестницей, ведущей в подвальное помещение обычного пятиэтажного дома. Затененный провал лестничного пролета напоминал беззубый рот мерзкого старика — такая же чернота, вонь и безнадега.
В сомнении, Сантьяго достал из кармана джинсов потрепанный клочок бумаги, который ему вручил бармен его отеля. На листке выведен адрес и название клуба «CARNEM». Все верно, за исключением одной буквы — скорее всего кто-то оказался не слишком грамотен или не придал особого значения такой ошибке. Внизу определенно играла музыка — утробное буханье, похожее на биение сердца, отчетливо ощущалось даже на улице. Сантьяго понимал, что рискует, посещая подобное «неофициальное» заведение, но он потратил слишком много своего времени, чтобы просто так уйти, не взглянув хотя бы одним глазком. Любопытство, а так же долго сдерживаемое желание толкнули его вниз — навстречу темноте и ритмичной музыке.
После первых пяти ступенек он ощутил, как запах нечистот, преследовавший его на улице, сменился ароматами мускуса, дыма какао-сигарет и человеческого пота. Оказавшись внизу на маленькой, запруженной сигаретными бычками площадке, Сантьяго отыскал дверную ручку и приготовился войти в мир неизведанного.
— Решил предаться блуду, сын мой? — голос, звучавший как плаксивый скрип старых половиц, доносился с лестницы. Сантьяго оглянулся к спускавшемуся мужчине, одетому в черное одеяние с белым воротничком священника. Даже остановившись на две ступеньки выше, незнакомец не превышал Сантьяго в росте.
— Я турист — сказал Сантьяго, словно это его как-то оправдывало перед подкравшимся священником.
— Все мы тут немного туристы. — сказал сановник приторным голосом и наклонился к собеседнику. Сантьяго услышал странный шелест, и уверенность тут же вернулась к нему. Звук издавал воротничок, который оказался просто обрывком бумаги, засунутым под ворот черной рубахи, а теперь выбившимся наружу — только невнимательный человек, оказавшийся в полумраке мог принять всерьез такую дешевую подделку. Перед Сантьяго стоял не священник, а какой-то всклокоченный седой старик, косящий под священнослужителя. В глазах обманщика блестели искорки безумия.
Сантьяго непроизвольно поднял правую руку: то ли отгораживаясь от незнакомца, то ли замахиваясь для удара. Старик отстранился, выставив ладони в примиряющем жесте и произнес:
— Забыл снять кольцо, развратник.
Сантьяго посмотрел на свою руку — безымянный палец сковывало тяжелое обручальное кольцо. Он подумал сказать что-то обидное незнакомцу, но тот уже поднимался обратно по лестнице, громко шаркая дырявыми ботинками. Совершенно непонятно как этому безумцу удалось подкрасться настолько незаметно — видимо выполз из какого-то проулка. Злой на внезапно накатившее чувство стыда, Сантьяго попытался стащить «обручалку» с пальца, но у него ничего не вышло.
«Лучше бы это того стоило» — подумал мужчина, открывая дверь. Входя в полумрак помещения, ему пришлось протискиваться между потоками застоявшегося воздуха и порабощающе-однообразной музыки. Просторный подвал освещался редкими светильниками с бардовыми плафонами, отбрасывающими кровавые разводы на обитые лакированными планками стены. Повсюду расставлены обшарпанные круглые столики со складными стульями, по большей части пустующие. У левой стены расположилась залитая белым светом барная стойка. За ней скучающий небритый бармен пытался оттереть захватанные стаканы рваным полотенцем. В дальнем конце подвала установлена небольшая сцена с пандусом, уходящим за грязный бардовый гобелен, изображающий некое подобие кулис.
На протертой сцене вяло и отрешенно мастурбировал теряющий форму качок, одетый лишь в галстук бабочку. Перед ним на складных стульях сидела немногочисленная аудитория: мужчина в деловом костюме, нервно сжимающий пачку влажных салфеток и громко хихикающая пожилая пара — толстяк в кричащей гавайской рубашке и женщина в запятнанной потом розовой кофточке и нелепых солнцезащитных очках.
Обстановка навевала уныние, но Сантьяго не решился сразу же развернуться и уйти. Он прошел мимо задремавшего на стуле борова-охранника и выбрал столик поближе к стене и подальше от освещения. Он чувствовал себя как тот бизнесмен у сцены — сорок-пять лет, лысеющий, теряющий форму и, что самое главное, уверенность.
Страница
1 из 9
1 из 9