Излить душу она пыталась взахлеб. Вывалить всю свою короткую жизнь за минуту, как вываливает мусоровоз отходы на свалке.
Добавить в моё избранное
24 мин, 40 сек 19702
Господи-не-существующий, как часто мне это приходилось видеть…
Девушка, почти еще девочка, лет семнадцати-шестнадцати, тараторила без умолку. Всхлипывала, совсем по-детски вытирала нос тыльной стороной ладони. Симпатичная, с размазанной помадой, потекшей тушью и… животным ужасом в больших, как и у птицы глазах.
Наверное, каким-то образом девчонка чуяла, что жить ей осталось недолго, и теперь с отчаянием искала помощи. Стучалась наши в задраенные наглухо сердца, рыдала от бессилья, едва ли не падала на колени.
«И упала бы, — подумал я с отвращением к самому себе. — Непременно упала бы, но так же, как чувствует, что жить ей осталось недолго, именно так же она понимает — помощи не дождется, хоть стой на коленях, хоть умоляй именем матери…»
Я отступил к мутному от грязи окну, закурил.
Мучительно хотелось выпить. Аж в холодный пот бросало.
Девчонка, забившись в угол, уже не кричала, а тихонько подвывала. Значит, окончательно осознала, что своих утренних визитеров не разжалобит.
И вновь я ощутил отвращение к самому себе. «Разжалобить»… Нет у нее такой цели. У этой чумазой, перепуганной насмерть девчонки, которой по возрасту еще положено в куклы играться, только одно на уме — отыскать надежду. Хочет, чтобы ей хоть кто-нибудь сказал, что заразу в ее крови — можно убить. Ребенок, милостью ублюдочной жизни, оказавшийся на улице, а теперь еще и ставший жертвой стриги…
Кир и Серж…
«Два гребаных педика!»
…дотошно расспрашивали девчонку. И плевать этим двум мудакам на слова девочки, на ее страх и боль. Четко, как по инструкции, задавали вопросы: как заманивала людей для своей альфы, кого еще из диких видела, как давно сама ощутила голод?
— Да не ощущала я голода! — завизжала девчонка, срывая связки.
В ушах зазвенело.
— Не ори! — строго одернул то ли Кир, то ли Серж.
— Это тебе не поможет, — поддакнул его партнер.
— Она знает, — сказал я хрипло.
От неожиданности все трое обернулись ко мне. Я подчеркнул, глядя на пару мужиков в строгих костюмах:
— Она все понимает. Так что, два клоуна, хоть ведите себя малость человечнее.
Обхватив тонкими, как прутики, ручонками плечи, девчонка опустила взгляд. Оба клерика почти синхронно кивнули. Хотя я видел вопрос в их глазах: зачем испытывать эмоции, пусть даже к детям, если они все равно обречены?
«Два гребаных педика, — подумал я, давя каблуком окурок. — Ну кто их надоумил костюмы одевать? Они траханные эфбээровцы?»
Я отвернулся к чердачному окну и потянул из пачки новую сигарету.
Что-то в последнее время модно это стало у диких — устраивать спячки в человеческих домах. Не в канализации, не за городом, не в лесах. Выбирают самые недоступные места, вроде запертых чердаков, лифтовых шах, и отлеживаются в солнечный день. А на ночь возвращаются на улицы Нерезиновой.
За покрытым пылью и паутиной окном лежала Москва. Город настолько большой и многогранный, что, наверное, нет на земле ни одного человека, знающего все его секреты.
— Олег…
Я обернулся.
Кир (или Серж?) пытался выглядеть серьезным и крутым сукиным сыном. Но получалось у него херово. Конечно, на сукина сына тянул, но только на самого заурядного.
«На кой черт Бертрезен их сюда прислал? Он же вызвал меня. Не доверяет?»
— Она раскололась.
Я различил в его голосе гордость за отлично выполненную работу. И вновь отвращение захлестнуло. Прав был я — плевать этим двум педикам на девчонку и на ее горе. Для них обоих она уже давно в прошлом.
— Вот, — он протянул мне лист с «бородой» телефонов. — Классическая схема: массажный салон. Там они все и шлюхами, и массажистками работали. Там же и перезаражали друг друга…
— Где ее альфа? — перебил я.
— Кир сейчас выясняет.
Значит, этот мудак все-таки Серж.
— Слушай… — начал я с невинным выражением лица.
— Да, Олег?
— А правда, что про вас говорят? Будто вы с напарником друг друга в жопу трахаете?
Серж дернулся, как от пощечины. Его лоснящаяся самодовольством броня дала трещину, он залился краской.
— Кто говорит? Что з чушь?!
— Пойду, — я безмятежно махнул рукой, — прогуляюсь немного, перекурить надо…
Осторожно ступая по захламленному чердаку, двинулся к выходу. Старался не шуметь, чтобы не поднимать пыли. Грязи здесь было столько, что, казалось, даже призраки давно покрылись пылью, смирившись с забвением.
У выхода оглянулся: с чердака доносились невнятные голоса. Судя по девчоночьему крику: свою альфу выдавать не желает. Ну, это и понятно. Не бывало еще такого, чтобы дикие, даже еще не полностью обращенные, предавали того, кто впервые отведал их крови…
Вновь накатило желание садануть стакан вискаря.
«Не сейчас Олежа… — подумал я тоскливо.
Девушка, почти еще девочка, лет семнадцати-шестнадцати, тараторила без умолку. Всхлипывала, совсем по-детски вытирала нос тыльной стороной ладони. Симпатичная, с размазанной помадой, потекшей тушью и… животным ужасом в больших, как и у птицы глазах.
Наверное, каким-то образом девчонка чуяла, что жить ей осталось недолго, и теперь с отчаянием искала помощи. Стучалась наши в задраенные наглухо сердца, рыдала от бессилья, едва ли не падала на колени.
«И упала бы, — подумал я с отвращением к самому себе. — Непременно упала бы, но так же, как чувствует, что жить ей осталось недолго, именно так же она понимает — помощи не дождется, хоть стой на коленях, хоть умоляй именем матери…»
Я отступил к мутному от грязи окну, закурил.
Мучительно хотелось выпить. Аж в холодный пот бросало.
Девчонка, забившись в угол, уже не кричала, а тихонько подвывала. Значит, окончательно осознала, что своих утренних визитеров не разжалобит.
И вновь я ощутил отвращение к самому себе. «Разжалобить»… Нет у нее такой цели. У этой чумазой, перепуганной насмерть девчонки, которой по возрасту еще положено в куклы играться, только одно на уме — отыскать надежду. Хочет, чтобы ей хоть кто-нибудь сказал, что заразу в ее крови — можно убить. Ребенок, милостью ублюдочной жизни, оказавшийся на улице, а теперь еще и ставший жертвой стриги…
Кир и Серж…
«Два гребаных педика!»
…дотошно расспрашивали девчонку. И плевать этим двум мудакам на слова девочки, на ее страх и боль. Четко, как по инструкции, задавали вопросы: как заманивала людей для своей альфы, кого еще из диких видела, как давно сама ощутила голод?
— Да не ощущала я голода! — завизжала девчонка, срывая связки.
В ушах зазвенело.
— Не ори! — строго одернул то ли Кир, то ли Серж.
— Это тебе не поможет, — поддакнул его партнер.
— Она знает, — сказал я хрипло.
От неожиданности все трое обернулись ко мне. Я подчеркнул, глядя на пару мужиков в строгих костюмах:
— Она все понимает. Так что, два клоуна, хоть ведите себя малость человечнее.
Обхватив тонкими, как прутики, ручонками плечи, девчонка опустила взгляд. Оба клерика почти синхронно кивнули. Хотя я видел вопрос в их глазах: зачем испытывать эмоции, пусть даже к детям, если они все равно обречены?
«Два гребаных педика, — подумал я, давя каблуком окурок. — Ну кто их надоумил костюмы одевать? Они траханные эфбээровцы?»
Я отвернулся к чердачному окну и потянул из пачки новую сигарету.
Что-то в последнее время модно это стало у диких — устраивать спячки в человеческих домах. Не в канализации, не за городом, не в лесах. Выбирают самые недоступные места, вроде запертых чердаков, лифтовых шах, и отлеживаются в солнечный день. А на ночь возвращаются на улицы Нерезиновой.
За покрытым пылью и паутиной окном лежала Москва. Город настолько большой и многогранный, что, наверное, нет на земле ни одного человека, знающего все его секреты.
— Олег…
Я обернулся.
Кир (или Серж?) пытался выглядеть серьезным и крутым сукиным сыном. Но получалось у него херово. Конечно, на сукина сына тянул, но только на самого заурядного.
«На кой черт Бертрезен их сюда прислал? Он же вызвал меня. Не доверяет?»
— Она раскололась.
Я различил в его голосе гордость за отлично выполненную работу. И вновь отвращение захлестнуло. Прав был я — плевать этим двум педикам на девчонку и на ее горе. Для них обоих она уже давно в прошлом.
— Вот, — он протянул мне лист с «бородой» телефонов. — Классическая схема: массажный салон. Там они все и шлюхами, и массажистками работали. Там же и перезаражали друг друга…
— Где ее альфа? — перебил я.
— Кир сейчас выясняет.
Значит, этот мудак все-таки Серж.
— Слушай… — начал я с невинным выражением лица.
— Да, Олег?
— А правда, что про вас говорят? Будто вы с напарником друг друга в жопу трахаете?
Серж дернулся, как от пощечины. Его лоснящаяся самодовольством броня дала трещину, он залился краской.
— Кто говорит? Что з чушь?!
— Пойду, — я безмятежно махнул рукой, — прогуляюсь немного, перекурить надо…
Осторожно ступая по захламленному чердаку, двинулся к выходу. Старался не шуметь, чтобы не поднимать пыли. Грязи здесь было столько, что, казалось, даже призраки давно покрылись пылью, смирившись с забвением.
У выхода оглянулся: с чердака доносились невнятные голоса. Судя по девчоночьему крику: свою альфу выдавать не желает. Ну, это и понятно. Не бывало еще такого, чтобы дикие, даже еще не полностью обращенные, предавали того, кто впервые отведал их крови…
Вновь накатило желание садануть стакан вискаря.
«Не сейчас Олежа… — подумал я тоскливо.
Страница
1 из 8
1 из 8
