Добавить в моё избранное
24 мин, 40 сек 19710
Но то, что творилось на кладбище…
Утром мы сшибали деньги с убитых горем родственников усопших, днем наживались на мошенничестве с могильными местами, вечером хоронили в два-три яруса «клиентов» мафиози, ночью гоняли одних сатанистов, другим продавали за баснословные бабки черепа, третьим за небольшую мзду позволяли полежать в гробах и спеть какую-нибудь херню при свете черной свечи. И в промежутках: распитие водки, секс с проститутками или забредшими на огонек готичками, благо, недостатка в таких дурах не было никогда. Утро начиналось с опохмела пивом, и — все по новой.
Нервы мои сдали, когда узнал, что некоторые коллеги подрабатывают еще черными археологами (снимая с усопших драгоценности) и торговцами органами (вырезая необходимое из молодых покойников).
Тогда же у меня начались видения…
Ночи стали пугать меня. Мне казалось, что водятся в темноте страшные твари. И не люди, и не демоны. Нечто, что в своей физической реальности страшнее самых пугающих кошмаров.
Вначале я винил алкоголь. Пытался бросить, но оказалось, что было уже поздно. Так и подох бы, как собака, но однажды, свалившись с дикого перепою в канаву у кладбища, меня спасли…
У Катьки умер отец. И она осталась круглой сиротой. Мать, насколько я помнил, умерла давно, Катя еще в школе училась. Кажется, мы всем классом тогда сбрасывались на похороны, ибо семья у нее не шиковала, скорее — наоборот. Потом Катя закончила четверть, а в новом учебном году мы узнали, что отец перевел ее в другую школу. Попроще и подешевле. На пятнадцать лет я Катю забыл…
И вот, с трудом разлепив опухшие зенки, я увидал врачей неотложки, а за белыми халатами маячила Катька. И как узнала-то меня в лысом, опухшем алкаше?
Стыдно до сих пор. До боли стыдно, до зубного скрипа!
Как она, хрупкая и скромная девушка, вытаскивала меня — здоровенного мужика. Кормила с ложечки, выхаживала, пичкала лекарствами, хотя ее скромной зарплаты едва хватало на еду и оплату однушки. А ведь она только пережила смерть отца…
— Чтобы оплатить папе место на кладбище, — со слезами на глазах призналась Катя, — пришлось в банке взять кредит. Господи, дай мне сил с таким позором больше никогда не сталкиваться.
Она говорила, а у меня градом лились пропахшие спиртом слезы. Уж кто-кто, а я знал, откуда на погосте цены такие возникают.
«Мразь ты, Олежа, — корил я себя. — Тварь последняя, паразит, глист конченный!»
Но… пережили.
Я устроился на нормальную работу, охранял, как цепной пес, кассы в банке. Постепенно выровнялось и здоровье, и финансовое положение. Остались только видения. Я будто иногда чувствовал что-то чуждое для человека. Бывало, идешь вечером по улице, и понимаешь вдруг с морозом по коже — вон в той подворотне скрывается монстр…
Но, об этом я никому не рассказывал и обуздать страх сумел. Тем более, что и наша с Катей личная жизнь налаживалась тоже.
А наша свадьба с Катериной — самое святое воспоминание в моей запаршивевшей жизни…
Швырнув в прихожей ключи на тумбочку, я крикнул:
— Дорогая, я дома!
Из спальни донесся приглушенный звук.
«Ждет меня, — подумал я с грустью. — Ждет, как и всегда…»
Я скинул ботинки, стащил куртку. Подумав, достал из кармана сигареты и зажигалку и направился к жене.
В спальне царила непроглядная тьма, сквозь плотные шторы не пробивалось ни лучика уличных фонарей.
Не успел я переступить порог, как ощутил молниеносное движение во тьме. Настолько быстрое и бесшумное, что стремительности броска позавидовала бы гремучая змея.
Лязгнула сталь, что-то бессильно грохнулось на пол, тоскливо взвыло.
— Опять ты за старое?
Я вздохнул и включил свет.
Пристегнутая наручниками к батареи, вывернув одну руку под неестественным для человека углом, лежала на полу серокожая тварь. На голове копна нечесаных и грязных волос, остроконечные уши покрыты серым мехом, блистают ненавистью черные глаза с золотым ободком вертикальных зрачков.
На высохшем до состояния мумии теле болтаются запачканные слюной и кровью шорты, под белой майкой трясется обвисшая грудь с сильно оттянутыми, как у собаки, сосками. Широкие ноздри раздуваются, между острых зубов мелькает ярко-красный горячий язык, облизывая потрескавшиеся губы.
Я сполз по стене, сел на корточки, достал из пачки сигарету и чиркнул зажигалкой. Выпустив к потолку дым, прошептал:
— Я скучаю за тобой, Катя…
Моя жена вскинула голову и с болью в голосе завыла…
Утром мы сшибали деньги с убитых горем родственников усопших, днем наживались на мошенничестве с могильными местами, вечером хоронили в два-три яруса «клиентов» мафиози, ночью гоняли одних сатанистов, другим продавали за баснословные бабки черепа, третьим за небольшую мзду позволяли полежать в гробах и спеть какую-нибудь херню при свете черной свечи. И в промежутках: распитие водки, секс с проститутками или забредшими на огонек готичками, благо, недостатка в таких дурах не было никогда. Утро начиналось с опохмела пивом, и — все по новой.
Нервы мои сдали, когда узнал, что некоторые коллеги подрабатывают еще черными археологами (снимая с усопших драгоценности) и торговцами органами (вырезая необходимое из молодых покойников).
Тогда же у меня начались видения…
Ночи стали пугать меня. Мне казалось, что водятся в темноте страшные твари. И не люди, и не демоны. Нечто, что в своей физической реальности страшнее самых пугающих кошмаров.
Вначале я винил алкоголь. Пытался бросить, но оказалось, что было уже поздно. Так и подох бы, как собака, но однажды, свалившись с дикого перепою в канаву у кладбища, меня спасли…
У Катьки умер отец. И она осталась круглой сиротой. Мать, насколько я помнил, умерла давно, Катя еще в школе училась. Кажется, мы всем классом тогда сбрасывались на похороны, ибо семья у нее не шиковала, скорее — наоборот. Потом Катя закончила четверть, а в новом учебном году мы узнали, что отец перевел ее в другую школу. Попроще и подешевле. На пятнадцать лет я Катю забыл…
И вот, с трудом разлепив опухшие зенки, я увидал врачей неотложки, а за белыми халатами маячила Катька. И как узнала-то меня в лысом, опухшем алкаше?
Стыдно до сих пор. До боли стыдно, до зубного скрипа!
Как она, хрупкая и скромная девушка, вытаскивала меня — здоровенного мужика. Кормила с ложечки, выхаживала, пичкала лекарствами, хотя ее скромной зарплаты едва хватало на еду и оплату однушки. А ведь она только пережила смерть отца…
— Чтобы оплатить папе место на кладбище, — со слезами на глазах призналась Катя, — пришлось в банке взять кредит. Господи, дай мне сил с таким позором больше никогда не сталкиваться.
Она говорила, а у меня градом лились пропахшие спиртом слезы. Уж кто-кто, а я знал, откуда на погосте цены такие возникают.
«Мразь ты, Олежа, — корил я себя. — Тварь последняя, паразит, глист конченный!»
Но… пережили.
Я устроился на нормальную работу, охранял, как цепной пес, кассы в банке. Постепенно выровнялось и здоровье, и финансовое положение. Остались только видения. Я будто иногда чувствовал что-то чуждое для человека. Бывало, идешь вечером по улице, и понимаешь вдруг с морозом по коже — вон в той подворотне скрывается монстр…
Но, об этом я никому не рассказывал и обуздать страх сумел. Тем более, что и наша с Катей личная жизнь налаживалась тоже.
А наша свадьба с Катериной — самое святое воспоминание в моей запаршивевшей жизни…
Швырнув в прихожей ключи на тумбочку, я крикнул:
— Дорогая, я дома!
Из спальни донесся приглушенный звук.
«Ждет меня, — подумал я с грустью. — Ждет, как и всегда…»
Я скинул ботинки, стащил куртку. Подумав, достал из кармана сигареты и зажигалку и направился к жене.
В спальне царила непроглядная тьма, сквозь плотные шторы не пробивалось ни лучика уличных фонарей.
Не успел я переступить порог, как ощутил молниеносное движение во тьме. Настолько быстрое и бесшумное, что стремительности броска позавидовала бы гремучая змея.
Лязгнула сталь, что-то бессильно грохнулось на пол, тоскливо взвыло.
— Опять ты за старое?
Я вздохнул и включил свет.
Пристегнутая наручниками к батареи, вывернув одну руку под неестественным для человека углом, лежала на полу серокожая тварь. На голове копна нечесаных и грязных волос, остроконечные уши покрыты серым мехом, блистают ненавистью черные глаза с золотым ободком вертикальных зрачков.
На высохшем до состояния мумии теле болтаются запачканные слюной и кровью шорты, под белой майкой трясется обвисшая грудь с сильно оттянутыми, как у собаки, сосками. Широкие ноздри раздуваются, между острых зубов мелькает ярко-красный горячий язык, облизывая потрескавшиеся губы.
Я сполз по стене, сел на корточки, достал из пачки сигарету и чиркнул зажигалкой. Выпустив к потолку дым, прошептал:
— Я скучаю за тобой, Катя…
Моя жена вскинула голову и с болью в голосе завыла…
Страница
8 из 8
8 из 8
