Черные небеса. Заповедник

— Если бы я хотел в аналитический, я бы пошел в аналитический! — заявил он и сам испугался собственного тона.

Караско снова посмотрел на Ноя — на этот раз с интересом. Он опять взял анкету, некоторое время глядел в нее, потом его брови вдруг выгнулись дугой:

— Погоди-ка, твоя фамилия Коштун?

Ной кивнул.

— Петр Коштун — твой отец?

— Да. Вы его знали? — с жадностью спросил Ной.

Он почти ничего не знал об отце и не помнил его. Тот умер, когда сыну едва исполнилось три года. Единственное, что осталось — это портрет над кухонным столом. Почему-то мама редко рассказывала о нем. Ной знал, что отец работал в Лаборатории, занимался чем-то секретным. Однажды он, как всегда, ушел на службу и не вернулся. Поговаривали, будто Петр Коштун сбежал из Города. Но почему он так поступил, почему ушел на Пустую Землю, где не было ничего, кроме мертвой снежной пустыни, почему бросил жену и маленького сына — никто этого не знал. Петр Коштун вошел в свой кабинет и не вышел из него. Никогда. Просто исчез.

— Да, — сказал Караско. — Я его знал.

— По работе?

Караско долго не отвечал, задумчиво и внимательно разглядывая Ноя. Потом принялся внимательно изучать его бумаги.

— Петр был моим другом, — сказал он, наконец. — Поэтому я возьму тебя. Хотя и не уверен, что ты задержишься здесь надолго.

— Я задержусь!

— Ты получил хорошее образование, и, если мозгами пошел в отца, сможешь многого добиться. Но не здесь, Ной. Не здесь. Ты неглупый парень — я просто дам тебе время оглядеться и хорошенько подумать. Надеюсь, из этого выйдет толк.

— Спасибо! — горячо поблагодарил Ной, вскочив со стула.

— Не за что. Сядь.

Караско пошевелил сухими тонкими губами и спросил:

— Ты машину водишь?

— Нет. У нас нет машины.

— Нет машины? Почему у вас нет машины?

Ной рассказал ему о матери, о том, каково жить в Квартале на пенсию отца, о добрососедских отношениях там. Рассказал о Дороге и статусе. Он старался говорить сдержанно, никого не обвинять и не иронизировать. Это удавалось не всегда, но Караско не обращал внимания на пылкие речи, только слушал и кивал с таким видом, будто все это давно знает. Когда Ной замолчал, он поднялся из-за стола.

— Хорошо. Оставь здесь сумку, и пойдем — я покажу тебе наше хозяйство.

Они вышли в ангар. Теперь там не было ни души: люди, стоявшие возле вездехода, куда-то исчезли.

— В столовой торчат, дармоеды, — объяснил Караско.

В этих грубых словах Ной уловил оттенок нежности, с какой отец мог говорить о детях, и снова удивился — как порой внешняя оболочка может не соответствовать внутреннему содержанию. Грубость и слишком вольные манеры вовсе не делали этих людей плохими. Наоборот, в этом проглядывала какая-то искренность — редкий товар в Городе, в котором под обязательной благопристойностью, словно за ширмой, могло скрываться что угодно — и хорошее, и мерзкое.

Караско подошел к вездеходу и оперся на бронированный бок.

— Если ты пришел сюда за романтикой, то ты опоздал, — сказал он. — Раньше в Поиске действительно было чем заняться. Оперативных групп было много, было много экспедиций. Вокруг лежало столько сокровищ — оружие, технологии — бери сколько хочешь. Теперь это уже в прошлом — группа одна, поездок почти нет. Город замыкается в себе, и о нас предпочитают не вспоминать.

— Странно, — сказал Ной.

— Ничего странного. По сути, мы — прослойка между Городом и всем тем, что Городом не является. Для тебя сейчас это звучит бессмыслицей, но, со временем, ты поймешь, о чем я говорю. Город — это не только дома и улицы. Город — это мировоззрение, это система отношений, мораль. Мы все живем на тонкой грани между моралью и тем, что за пределами городских стен. И нам все труднее удерживаться на ней.

Караско замолчал, и только сейчас Ной снова обратил внимание на его щеку — следа от ожога на ней не было. Ной застыл, открыв рот. Караско убрал руку с вездехода и повернулся.

— Пошли, познакомлю тебя с командой.

Он быстро зашагал через огромный зал к противоположной стене. На половине пути обернулся.

— Ты что там — заснул?

Оклик привел Ноя в чувство. Он мотнул головой и поспешил следом за начальником. Нагнав, он снова бросил быстрый взгляд ему на лицо — ожег был на месте.

«Что за наваждение?»

Караско открыл стеклянную дверь, и они оказались в чистом просторном помещении, наполненном запахами макки и горячих пищевых концентратов. Вдоль всей правой стены тянулась стойка, с подносами, тарелками и стаканами, слева стояли столы, а за столами расположились люди, которых Ной видел возле вездехода. Оперативная группа завтракала.

Как только Караско вошел, стало тихо.

— Так, ребята, знакомьтесь с новеньким. Ной Коштун.

Ной натянуто улыбнулся, чувствуя на себе оценивающие взгляды.