В хаусе

Но гуль точно не слышал:

— Игра, значит? Стрелялка? — шипел он. — Сейчас я научу тебя другой игре. Крючочки называется. Знаешь?

Подцепив толстыми рабочими пальцами пирсинг на её левой брови, он дёрнул со всей лютой злостью, которая в нем накопилась за этот день. Девчонка завизжала, будто поросенок, одна рука взметнулась вверх, пытаясь отпихнуть его, но тут же беспомощно затрепыхалась, как только тот с упоением рванул следующее кольцо. Кровь ручьем потекла по её лицу, застилая глаза, и заливаясь в открытый рот.

— Сейв, сейв! — вдруг услышал он сзади, обернулся, и не поверил своим глазам — та самая муравьишка, что мотала его по парку.

— Перестаньте, пожалуйста, — ласково попросила она. — Отпустите мою сестру. Она же маленькая, а вы вон, какой большой и сильный.

— Так вот в чем дело, — гневно выдохнул Журкин. — Вас двое… Вы это специально, да?

Девочка поджала губы и часто-часто задышала, готовясь разреветься.

— Здравствуйте, — сказала она. — У нас тут столько всего, хотите, посмотреть? Я покажу вам Сеню, Дюдюка, Маняшу, горку…

— Чего? — оказывается он был ещё способен удивляться. — Что ты несешь?

— Давайте начнем всё заново? — с трудом улыбнувшись сквозь слёзы, наивно предложила она.

— Ты чокнутая?! Мне нужен врач. Быстро! Эта скотина прострелила меня. Просто удивительно, как ещё мне повезло. Бегом за доктором! За папашей или неотложку вызывай. Пофиг. Пока они не приедут, я её не отпущу, ясно?

— Угу, — пролепетала она, и сделала два шага назад.

— Бегом! Быстро! — рявкнул Журкин, и девочка скрылась в туманной дымке.

Слегка ослабив хватку, он позволил Карине пошевелиться. Запал несколько угас, усталость и апатия накатили разом, размягчили, потянули вниз. Он уже и не помнил, когда в последний раз ему было так плохо, должно быть именно так чувствуют себя люди, перед тем как потерять сознание. Усилием воли, встал на ноги и заставил подняться сумасшедшую охотницу. Останься он на земле, то непременно отключился бы.

Смотреть на девчонку было страшно. Чудовищный лик юной войны с ненавистью взирал на него сквозь слипшиеся волосы. Она облизывала окровавленные губы, а мутные глаза выражали звериную одержимость загнанного хищника.

— Урод, нелюдь, мутант поганый. Тебе всё равно хана. Маринка меня похилит, и я тебя вынесу.

Журкин ничего не ответил, придерживая её за шкирку, он с трудом доковылял до пруда, несколько раз споткнулся о разбросанный кирпич, но на ногах всё же удержался. Но когда попробовал наклониться, чтобы зачерпнуть воды, обжигающая боль в боку вспыхнула с новой силой.

— Набери воды, — приказал он, подтолкнув.

— Как? — девочка вызывающе скорчила гримасу.

Так и хотелось влепить ей пощёчину, но он сдержался.

— Ладошками! И мне дай.

Она нехотя присела на корточки, зачерпнула горсть, и осторожно обернулась, на её губах промелькнула недобрая улыбочка. Не успел Журкин уловить подвох, как девчонка, схватив его под колени, рванула на себя.

Она была уверена, что в воде он ей не соперник. В таких случаях всегда нужно добивать быстро, не давая единицам жизни восстанавливаться. И Карина старалась изо всех сил — изловчившись, запрыгнула ему на плечи и, вцепившись как клещ, сжимала мощную скользкую шею до тех пор, пока он не ослаб и не перестал махать ручищами. Всё шло лучше некуда, если бы не лебеди. Долбанные, невесть откуда взявшиеся лебеди. Старые лодки, почти затонувшие, прежде не сдвинувшиеся ни на миллиметр, неожиданно оказались совсем близко, окружили, и с какой-то упорной необъяснимой настойчивостью теснились к ней гнилыми потемневшими бортами. На борьбу с этими неожиданными союзниками гуля она потратила последние силы и очки действия, и вот тогда-то он вынырнул и, отфыркиваясь, с рычанием кинулся на неё.

Вода была рыжая от ржавчины, и несло от неё железом. Она заполнила Карину изнутри, и красноватая муть её расцвела чёрными розами кислородного голодания. Сквозь эту картинку она видела очертания гуля, загораживающего посеревшее от смога небо. Она ощущала, как счетчик очков жизни стремительно отщелкивается, стремясь к нулю. Полный и безоговорочный вайп. Какая нелепая смерть — вот тебе и хардкор. Она не могла умереть — не сейчас, когда столько пройдено! Это было не честно, как в тот раз — тогда давным-давно, ещё в той жизни, когда отец не отлучил их от компьютера, они играли в Дьябло, и её вынесли на девяносто шестом уровне.

И тут гуль исчез. Её потянули вверх из воды, в груди стало больно, и снова свет, гарь, родная локация.

— Дыши, Кариночка, дыши. — Марина помогла добраться до берега, и принялась заботливо обтирать лицо подолом платья. — Теперь уже точно.

— Ай! Больно! — поморщилась та, когда сестра задела ранки на бровях, — Точно что?

— Всё уже… Точно.

— Ты его грохнула?