27 мин, 11 сек 7659
Если у бумеранга такой жестокий и безжалостный закон, то даже страшно себе вообразить, какая кара ожидает её в будущем за то, что она оклеветала (или пыталась оклеветать, если её слова никто не воспринял всерьёз) того подростка, который мимо неё проходил и не увидел её — не услышал. Возможно, следователь тоже не услышал её, то есть не обратил никакого внимания на её жалобы, пока она не начала бы вякать о чём-то более существенном; например о том, что этот тип пытался над ней надругаться. Может, такой же безжалостный закон бумеранга работает в отношении всех жестоких подростков? Или только в отношении её одной, поскольку она не такая, как все? Другая бы на её месте не пыталась бы строить козни в отношении проходившего мимо неё подростка, поскольку она видит его впервые и он ей совершенно незнаком. Так ведь можно превратиться в маленькую бездомную собачку, которая набрасывается на каждого, кто ей чем-то не понравился, если на каждого встречного поперечного дуться или обижаться, что этот гад прошёл мимо и даже не посмотрел. Не оценил то, какая писаная красота прошла сейчас мимо него.
2. Похититель конечностей тел.
В этот раз она гуляла последний раз по парку, потому что то, с чем ей доведётся столкнуться, отобьёт у девушки всякую охоту к ночным вылазкам на костылях. Она опять подняла крышку люка, как обычно поддев её фомкой, чтобы посветить туда и полюбоваться жирными пауками, которые тут же сбегутся, словно на зов. Видимо она не умела любоваться чем-то прекрасным, а не только тем, что ей покажется наиболее мерзким и уродливым. Тем, что потом можно люто возненавидеть. Ведь самое прекрасное в этом мире является ей самой. Вернее говоря, её зеркальным отражением, потому что сама она не могла бы рассмотреть собственное лицо без помощи зеркала. Ей оставалось только доверять тому, что зеркало не перевирает точные (истинные) данные о её внешности.
Однако, стоило только ей поднять крышку именно сегодня и посветить фонариком, то пауки не сбежались. Вместо них на свет фонаря, — как ночные мотыльки, которые тянутся к искусственному свету, ибо днём их совершенно не увидишь, — выползла перчатка. Хотя сама перчатка ползать не может, значит, можно предположить, что внутри перчатки находилась кисть руки. И именно в этот момент из-за спины опешившей девушки раздался мальчишеский голос.
— Вот и гадай теперь, из-за чего кислота наделала у тебя на лице ожогов: из-за руки, которая самостоятельно передвигается, или же ты всё-таки паука у себя на лице раздавила.
Она резко обернулась и увидела того самого подростка. Того, из-за которого она провалилась в этот люк, если учесть, что виноват в этом не несчастный случай, а именно он. Большей частью она опешила из-за того, что он находится на свободе. Мол: «ишь ты, как ловко ему удалось выкрутиться перед следователем!»
— А что ты так странно на меня смотришь?! Может, я тоже в своё время из-за тебя пострадал: долго сверлил тебя взглядом, посылая свои флюиды, из-за чего провалился, а потом часто ходил сюда на костылях и так часто поднимал крышку, что однажды её не удержал и она отрубила мне руку. Чё, не веришь? Ну, тогда смотри… — И он задрал рукав правой руки.
— Конечно не верю — даже не мечтай, — злорадно выпалила девушка. — Если ты хочешь сказать, что я в точности повторила твою историю, поскольку ты какой-то там чародей и попытался мне таким образом отомстить, то где ожоги? Что-то я не увидела на твоём лице следов, оставленных кислотой. Спрашивается, для чего ты так часто поднимал крышку! Ты ведь это делал, чтобы полюбоваться пауками? Так же, как я сейчас. Мол никогда раньше не видел таких жирных и огромных пауков! Конечно же врёшь ты всё.
— Но, ведь, я же могу поменять своё лицо!
— Чего?!
— Посмотри на мою правую руку — она опять на месте, — задрал он опять рукав; чтобы девушка могла рассмотреть, нет ли там швов пришитой кисти. — Или подними ещё раз крышку и загляни в люк… Точно так же я могу обращаться и с лицом: либо поменять своё обожжённое на чьё-то целое и невредимое, либо не поменять.
— В каком смысле, не поменять? Как маньяки из тех трэшевых хорроров, которые свежевают…
— Нет, совсем нет! — устал он уже оттого, что ему постоянно приходится перед ней оправдываться (он — как маленький мальчик, которого подозревают в том, что он нашкодил), — я хотел сказать, что могу забрать лицо у трупа. Оно ведь всё равно сгниёт. И не всё ли равно?
— То есть, ты хочешь сказать, что ты можешь оживить лицо! То есть с таким же успехом ты можешь «оживить» этого трупа целиком, а не только одно лицо. Правильно я поняла? Ведь, глядя на тебя, ты не похож на «франкенштейна».
— На какого Франкенштейна?
— На героя из книжек. Ты хоть когда-нибудь читал книжки или всё время пытался чем-то занять свою оторванную ладошку?
2. Похититель конечностей тел.
В этот раз она гуляла последний раз по парку, потому что то, с чем ей доведётся столкнуться, отобьёт у девушки всякую охоту к ночным вылазкам на костылях. Она опять подняла крышку люка, как обычно поддев её фомкой, чтобы посветить туда и полюбоваться жирными пауками, которые тут же сбегутся, словно на зов. Видимо она не умела любоваться чем-то прекрасным, а не только тем, что ей покажется наиболее мерзким и уродливым. Тем, что потом можно люто возненавидеть. Ведь самое прекрасное в этом мире является ей самой. Вернее говоря, её зеркальным отражением, потому что сама она не могла бы рассмотреть собственное лицо без помощи зеркала. Ей оставалось только доверять тому, что зеркало не перевирает точные (истинные) данные о её внешности.
Однако, стоило только ей поднять крышку именно сегодня и посветить фонариком, то пауки не сбежались. Вместо них на свет фонаря, — как ночные мотыльки, которые тянутся к искусственному свету, ибо днём их совершенно не увидишь, — выползла перчатка. Хотя сама перчатка ползать не может, значит, можно предположить, что внутри перчатки находилась кисть руки. И именно в этот момент из-за спины опешившей девушки раздался мальчишеский голос.
— Вот и гадай теперь, из-за чего кислота наделала у тебя на лице ожогов: из-за руки, которая самостоятельно передвигается, или же ты всё-таки паука у себя на лице раздавила.
Она резко обернулась и увидела того самого подростка. Того, из-за которого она провалилась в этот люк, если учесть, что виноват в этом не несчастный случай, а именно он. Большей частью она опешила из-за того, что он находится на свободе. Мол: «ишь ты, как ловко ему удалось выкрутиться перед следователем!»
— А что ты так странно на меня смотришь?! Может, я тоже в своё время из-за тебя пострадал: долго сверлил тебя взглядом, посылая свои флюиды, из-за чего провалился, а потом часто ходил сюда на костылях и так часто поднимал крышку, что однажды её не удержал и она отрубила мне руку. Чё, не веришь? Ну, тогда смотри… — И он задрал рукав правой руки.
— Конечно не верю — даже не мечтай, — злорадно выпалила девушка. — Если ты хочешь сказать, что я в точности повторила твою историю, поскольку ты какой-то там чародей и попытался мне таким образом отомстить, то где ожоги? Что-то я не увидела на твоём лице следов, оставленных кислотой. Спрашивается, для чего ты так часто поднимал крышку! Ты ведь это делал, чтобы полюбоваться пауками? Так же, как я сейчас. Мол никогда раньше не видел таких жирных и огромных пауков! Конечно же врёшь ты всё.
— Но, ведь, я же могу поменять своё лицо!
— Чего?!
— Посмотри на мою правую руку — она опять на месте, — задрал он опять рукав; чтобы девушка могла рассмотреть, нет ли там швов пришитой кисти. — Или подними ещё раз крышку и загляни в люк… Точно так же я могу обращаться и с лицом: либо поменять своё обожжённое на чьё-то целое и невредимое, либо не поменять.
— В каком смысле, не поменять? Как маньяки из тех трэшевых хорроров, которые свежевают…
— Нет, совсем нет! — устал он уже оттого, что ему постоянно приходится перед ней оправдываться (он — как маленький мальчик, которого подозревают в том, что он нашкодил), — я хотел сказать, что могу забрать лицо у трупа. Оно ведь всё равно сгниёт. И не всё ли равно?
— То есть, ты хочешь сказать, что ты можешь оживить лицо! То есть с таким же успехом ты можешь «оживить» этого трупа целиком, а не только одно лицо. Правильно я поняла? Ведь, глядя на тебя, ты не похож на «франкенштейна».
— На какого Франкенштейна?
— На героя из книжек. Ты хоть когда-нибудь читал книжки или всё время пытался чем-то занять свою оторванную ладошку?
Страница
4 из 8
4 из 8