Дитя Стихий

Она тихонько, еле слышно начала бормотать что-то непонятное себе под нос:

— Из дерева, значит… Вот оно как всё сложилось. Выходит, из мира людей. Да через старый-то портал. Ой-ёй-ёй… Эли, во что же ты девчонку-то впутываешь? Она ж молодая ещё, сама-то посмотри, голова ты садовая!

— Простите, что? Какое ещё дерево? Какой ещё, к чёрту, портал? Во что впутывает и кто такая эта Эли? Объясните же всё толком! — внезапно вскричал Эрик. А я и забыла уже, что он тоже здесь!

— Элинида или, как я её называю, Эли — моя давняя подруга, нынешняя Верховная волшебница природы, Дитя Стихий, — на автомате пояснила Гильомета и быстрым движением руки усыпила Эрика.

— Чтоб не мешал больше говорить. Не беспокойся, он просто спит, а сон полезен для здоровья, — спокойно пояснила она уже мне. И жалобно протянула:

— Ой-ёй-ёй… Да что же такое творится? И вот чем, спрашивается, думала эта клуша магическая, а? Не знаешь? Вот и я не знаю! — горестно вздохнув, припечатала она. Я терпеливо молчала, не встревая в её непонятный для меня монолог.

— Мари, говоришь, тебя зовут? Красивое имя. В общем, слушай внимательно, Мари. Это очень огорчит тебя, но тут уж ничего не поделаешь. Из-за того, что ты с твоим другом прошла в этот мир через неисправный портал, то дерево на холме, в том мире, что вы покинули, прошло три месяца. Твоя мать умерла… от чумы.

Я застыла. Мозг отвергал данную информацию, желая защитить меня. Я не понимала, что говорила Гильомета, не желала понимать. Осознание, что моя мать мертва, нахлынуло волной боли, затопило разум. Горячие слёзы побежали по щекам. Я попробовала вытереть их ладонью, но внезапно вспомнила, что так делала моя мама, когда я плакала в детстве. Слёзы потекли сильнее. Остановиться не было сил.

— Что? Мама умерла? Нет… Она не могла… Это же моя мама! Она не могла умереть! — свой голос я слышала со стороны. Снова. Сдавленные слова прерывались не менее сдавленными всхлипами. Глаза потемнели, из сиреневых стали антрацитовыми. Волосы буйным водопадом рассыпались по плечам и зашевелились, будто их раздувал мощный штормовой ветер. Небо за окном потемнело. Сверкнула сталью молния. В глазах хозяйки отразились беспредельный ужас и необъятная тревога.

— Мари, успокойся! Пожалуйста, успокойся. Всё будет хорошо, только прекрати. Нельзя выпускать столько магической силы разом, твоё тело может не выдержать! Ты тоже умрёшь!

— Умру? Значит, снова увижу маму? Скажи, я снова её увижу? Да? — мои пальцы вцепились ей в плечи, больно сжав их. Я оттолкнула её от себя. Протаранив спиной стол, Гильомета печаталась в стену и упала на пол. Вдруг мозг у меня переклинило. От такой сокрушающей новости в голове всё смешалось. Почему-то я вдруг решила, что это она, Гильомета, виновна в смерти моей матери.

— Это ты! Это всё ты виновата! Это из-за тебя умерла моя мама, ты её убила! У меня никого не осталось, слышишь, никого! За это я убью тебя, — в жуткой истерике прокричала я. Уже собираясь направить порыв своей ярости на старую женщину, я почувствовала странную опасность. И в этот же миг страшная боль от сильного удара пронзила живот, я захлебнулась вдохом, на глаза навернулись слёзы. Воздух не желал проходить в сжатые лёгкие. Уже проваливаясь в тёмное небытие, я услышала знакомый голос. В голосе слышалась искренняя обида и недоумение, но также и непонятная нежность. Слова слышались нечётко, но я успела различить:

— Как так никого? А как же я, Мари? Совсем ты со мной не считаешься. Ну ни капельки! Сколько бы людей тебя не покинуло, я всегда останусь с тобой, обещаю тебе! А пока поспи немного, хорошо? Тебе надо отдохнуть. Сладких снов, Мари, — и даже сквозь сомкнувшиеся веки я будто увидела ласковую улыбку Эрика, почувствовала, как тёплые и сильные руки подхватили, ставшее друг непомерно тяжёлым тело. «Да, надо отдохнуть»…, мелькнула последняя мысль и толща тёмной воды забытья сомкнулась надо мной. Разум просыпался неохотно. Первым появилось ощущение чего-то мягкого под головой, потом боль в затёкшем теле. Я тихо застонала от неприятных ощущений и с трудом открыла глаза. В поле зрения сразу попало чьё-то встревоженное лицо и знакомый голос с тревогой спросил:

— Мари, как ты? На что другой голос чуть язвительным, но добрым тоном сразу же ответил:

— А ты как думаешь? Несладко ей пришлось.

Смысл сказанных ими слов не доходил до меня. Точнее, доходил, но очень медленно, будто мой разум не мог всё это осмыслить и пропускал звуки по капле. И вдруг я вспомнила: страх и отчаяние, непонимание и ярость, желание убить… и мягкий, до боли знакомый голос. Резко заболела голова. Встревоженное лицо Эрика всё ещё нависало надо мной и между сошедшихся на переносице бровей пролегла забавная складка. Чуть шевеля непослушными губами, я прошептала-прохрипела:

— Пить.

И к моему рту заботливая рука поднесла стакан с водой, приятно пахнувшей лесной мятой.