— Когда вы в последний раз видели Дарью Макалину?
Добавить в моё избранное
16 мин, 38 сек 13077
Его можно разглядывать часами, но стенка не позволит ни прикоснуться, ни даже ощутить аромат.
И вот она оставила меня внизу, где верная смерть. Нет, она не хотела, чтобы я погиб. Ей просто надо было как-то от меня избавиться. Чтобы не мешал празднику с моим тяжёлым ручным пулемётом.
Влюблённости это не вылечило, и тем сильнее я был на неё теперь зол. Да, я не мог возражать человеку, в которого влюблён. Так я устроен. А вот отомстить ему я бы мог! И отомщу…
Интересно, что будет, если я сейчас снова возьму пулемёт, вызову лифт и начну подниматься…
Конечно, нехорошо оставлять пост. Но моя пробабушка-подпольщица, я думаю, сказала бы, что я всё делаю правильно. Она всю жизнь была не в себе, к старости сошла с ума окончательно, но в этом вопросе я ей верю. Она знала, что такое не оставлять пост и знала, что есть вещи, которые не прощают.
Не стану предполагать, с какой попытки я угадаю этаж, но их всего восемьдесят и едва ли отряд полезет на самую верхотуру. Войду к ним и начну поливать свинцом, полукругом, так, чтобы чёрная громадина тяжело плясала в руках, аромат тёплой пиццы перебило горьким выхлопом пороха, а по залу летели кровь, осколки пластика и кусочки разможженых одноразовых тарелок, что похожи на снег. Эти, из отряда, никакие бойцы, уже проверено, и убивать их будет нетрудно, разве что утомительно.
Защищать таких — незачем. Куда веселей на них охотиться.
Станет ли Макалина кричать? А может, начнёт меня отчитывать? Не важно. Мне будет всё равно. Я буду точно знать, что между нами ничего уже не будет — а значит, можно и пострелять. Пусть испугается!
Я почти успел покинуть своей боевой пост. Положил руку на воронёную сталь, стиснул холодный металл, словно хотел жать из него масло, бросил последний взгляд на улицу — и увидел одного из врагов.
Он стоял как раз на углу, возле ближнего из двух небоскрёбов. Высокое, до второго этажа чёрное тело было похоже на длинную макаронину. Он не двигался сам и у него не было ничего, чем бы он двигал — ни щупалец, не дыхания, ни зыбкого марева, какое бывает от жарких червей.
Но во сне я знал, что он живой. И даже знал, что именно эта разновидность врагов — малоопасна. И что его надо уничтожить немедленно. Их всех надо, конечно, уничтожать, но этого — как можно быстрее.
Надо было целиться. Я наклонился и начал прикидывать, — дать мне очередь прямо сквозь стеклянную стену фойе или попытаться убрать створку? Логичнее стрелять сразу — не факт, что створки открываются и у меня может не хватить времени. Но осколки иногда могут отклонить пулю…
Я решил стрелять сразу. Если я начну возиться со створками, враг может заметить движение. Я не помнил, что тогда произойдёт, но точно ничего хорошего.
Тощий чёрный цилиндр по-прежнему был на месте. Тоскливым одиночеством веяло от этого неподвижного, инопланетного тубуса.
Прямо над верхним концом врага заканчивался перекинутый мостик. Я успел подумать, что ажурная хрустальная арка не переживёт даже самый первый бой. Потом снял с плеча ленту, вставил, поднял ствол, навёл на чёрную полоску — и на этом месте проснулся.
Когда я заходил в класс, то бросил взгляд на место возле цветочных вазонов. Там было пусто. Даша не пришла.
На переменах я не прислушивался к разговорам, а только смотрел. Теперь её компания — Куваев, Шарыга и приснившийся Матусевич — выглядела довольно жалко. Все трое пытались разговаривать, но поминутно косились на дашино место. Пустое сидение стула казалось удивительно жёлтым. На первой же перемене они достали мобильники, но звонки не помогли.
После третьего урока ко мне подошёл завуч и сказал, что меня ждут на первом этаже, в кабинете биологии. Я не стал спрашивать и сразу пошёл.
Там собрался настоящий синедреон. Директор, ещё один завуч в белом пиджаке и наш участковый милиционер в полной выкладке.
— А это кто?— спросил участковый.
— Андрей Чайкин, — ответил за меня завуч, — Он…
— Ты Андрей Чайкин?— спросил меня участковый. Я думаю, ему было важно перебить директора.
— Да, я.
— Зайди в лаборантскую, с тобой поговорить хотят.
За малозаметной дверцей за учительским столом была лаборантская — невероятно тесная комнатка неправильной формы. Шкафы уставлены пузырьками со всякой химией, наверху — пластмассовые модели сердца, печени и селезёнки. У окна стоит наглядное пособие — скелет, позеленевший от времени. Под скелетом сидел плечистый лысеющий дядька и листал исписанные листки.
Видимо, это был оперуполномоченный, которому поручили дело о пропаже Макалиной.
Я сразу понял, что бояться нечего. Он не будет спрашивать меня о моём странном хобби, и не попытается отобрать всё, что я за последние годы раскопал и вынес с чердаков. Чтобы сцапать с поличным коллекционера вроде меня, вовсе не нужно собирать показания с половины школы.
И вот она оставила меня внизу, где верная смерть. Нет, она не хотела, чтобы я погиб. Ей просто надо было как-то от меня избавиться. Чтобы не мешал празднику с моим тяжёлым ручным пулемётом.
Влюблённости это не вылечило, и тем сильнее я был на неё теперь зол. Да, я не мог возражать человеку, в которого влюблён. Так я устроен. А вот отомстить ему я бы мог! И отомщу…
Интересно, что будет, если я сейчас снова возьму пулемёт, вызову лифт и начну подниматься…
Конечно, нехорошо оставлять пост. Но моя пробабушка-подпольщица, я думаю, сказала бы, что я всё делаю правильно. Она всю жизнь была не в себе, к старости сошла с ума окончательно, но в этом вопросе я ей верю. Она знала, что такое не оставлять пост и знала, что есть вещи, которые не прощают.
Не стану предполагать, с какой попытки я угадаю этаж, но их всего восемьдесят и едва ли отряд полезет на самую верхотуру. Войду к ним и начну поливать свинцом, полукругом, так, чтобы чёрная громадина тяжело плясала в руках, аромат тёплой пиццы перебило горьким выхлопом пороха, а по залу летели кровь, осколки пластика и кусочки разможженых одноразовых тарелок, что похожи на снег. Эти, из отряда, никакие бойцы, уже проверено, и убивать их будет нетрудно, разве что утомительно.
Защищать таких — незачем. Куда веселей на них охотиться.
Станет ли Макалина кричать? А может, начнёт меня отчитывать? Не важно. Мне будет всё равно. Я буду точно знать, что между нами ничего уже не будет — а значит, можно и пострелять. Пусть испугается!
Я почти успел покинуть своей боевой пост. Положил руку на воронёную сталь, стиснул холодный металл, словно хотел жать из него масло, бросил последний взгляд на улицу — и увидел одного из врагов.
Он стоял как раз на углу, возле ближнего из двух небоскрёбов. Высокое, до второго этажа чёрное тело было похоже на длинную макаронину. Он не двигался сам и у него не было ничего, чем бы он двигал — ни щупалец, не дыхания, ни зыбкого марева, какое бывает от жарких червей.
Но во сне я знал, что он живой. И даже знал, что именно эта разновидность врагов — малоопасна. И что его надо уничтожить немедленно. Их всех надо, конечно, уничтожать, но этого — как можно быстрее.
Надо было целиться. Я наклонился и начал прикидывать, — дать мне очередь прямо сквозь стеклянную стену фойе или попытаться убрать створку? Логичнее стрелять сразу — не факт, что створки открываются и у меня может не хватить времени. Но осколки иногда могут отклонить пулю…
Я решил стрелять сразу. Если я начну возиться со створками, враг может заметить движение. Я не помнил, что тогда произойдёт, но точно ничего хорошего.
Тощий чёрный цилиндр по-прежнему был на месте. Тоскливым одиночеством веяло от этого неподвижного, инопланетного тубуса.
Прямо над верхним концом врага заканчивался перекинутый мостик. Я успел подумать, что ажурная хрустальная арка не переживёт даже самый первый бой. Потом снял с плеча ленту, вставил, поднял ствол, навёл на чёрную полоску — и на этом месте проснулся.
Когда я заходил в класс, то бросил взгляд на место возле цветочных вазонов. Там было пусто. Даша не пришла.
На переменах я не прислушивался к разговорам, а только смотрел. Теперь её компания — Куваев, Шарыга и приснившийся Матусевич — выглядела довольно жалко. Все трое пытались разговаривать, но поминутно косились на дашино место. Пустое сидение стула казалось удивительно жёлтым. На первой же перемене они достали мобильники, но звонки не помогли.
После третьего урока ко мне подошёл завуч и сказал, что меня ждут на первом этаже, в кабинете биологии. Я не стал спрашивать и сразу пошёл.
Там собрался настоящий синедреон. Директор, ещё один завуч в белом пиджаке и наш участковый милиционер в полной выкладке.
— А это кто?— спросил участковый.
— Андрей Чайкин, — ответил за меня завуч, — Он…
— Ты Андрей Чайкин?— спросил меня участковый. Я думаю, ему было важно перебить директора.
— Да, я.
— Зайди в лаборантскую, с тобой поговорить хотят.
За малозаметной дверцей за учительским столом была лаборантская — невероятно тесная комнатка неправильной формы. Шкафы уставлены пузырьками со всякой химией, наверху — пластмассовые модели сердца, печени и селезёнки. У окна стоит наглядное пособие — скелет, позеленевший от времени. Под скелетом сидел плечистый лысеющий дядька и листал исписанные листки.
Видимо, это был оперуполномоченный, которому поручили дело о пропаже Макалиной.
Я сразу понял, что бояться нечего. Он не будет спрашивать меня о моём странном хобби, и не попытается отобрать всё, что я за последние годы раскопал и вынес с чердаков. Чтобы сцапать с поличным коллекционера вроде меня, вовсе не нужно собирать показания с половины школы.
