Добавить в моё избранное
9 мин, 39 сек 13128
Помню, дед Николай мне даже меч смастерил. Ни у кого не было такого длинного и ладного меча. На этих мечах мы сражались улица на улицу. Одна улица — русская рать, другая — кочевники. Выбирали мы себе воеводу и шли на врага. Эх, хорошо нам было. Так воевать мы могли, пока луна не сменит ясно солнце.
Но ребяческих забав мне было всё мало. Я хотел в лес. Много мне приходилось слышать от ребят баек про чертей чащи, про ведьм, что собираются и сидят на ветвях нашего леса. Дед Николай только качал головой да говорил, мол, брешет народ. Он верил, что всех чертей и ведьм давно уж извёл Хозяин леса. Так он мне и говорил. Да много он всякого рассказывал. Бывает, тятька с мамкой скажут ему: «Не дури мальцу голову!» А он махнёт рукой.
Но делать нечего, согласился дед Николай отвести меня в лес. Собрал по утряне котомку: краюху хлеба ржаного, соль да нож. Взял он ленты красные, и отправились мы с ним в путь. Ну, а лес тогда был… Краше нашего леса не найдётся места на всём белом свете. Сейчас уж он не так ладен, но всё ж живёт. И нет силы, способной сломить его могущество, как нет ветра, способного приклонить гору.
Я шёл по лесу и диву давался. Деревья вершинами уходят в небесный покров. Крепкие корни глубоко проникают в землю, а нежная листва ловит янтарные блики небесного светила. Мне хотелось обойти весь лес, пройти в самую чащу. Но, как сейчас помню, остановил меня дед Николай:
— Не сходи с тропы, внучек. Не то леший тебя погубит.
Присмирел я тогда. Много слышал от деда Николая про Хозяина леса. Ходит он по своим владениям, смотрит, чтобы никто не обидел дерева али зверя какого. Ежели путник с миром пришёл, леший не тронет его. А уж ежели зашёл гость да начал лиходеять, он его в чащу заведёт колдовством али мороком покроет, и, считай, нет его. Чует он душу злую, ох, издали чует. Боялись люди его. Боялись сотворить что-нибудь не то. Вот и старались даже с троп не сходить, чтобы лишний раз лешего не тревожить. Охраняет он душу лесную. Да так, что никто незамеченным мимо него не пройдёт. Знает леший каждое деревце, каждую травинку, каждого зверя. А любого гостя издали видит.
Сам дед Николай чтил и старого лешего и его лес. Зарубок на коре не оставлял, зверьё не обижал, а, наоборот, помогал: кого-нибудь подкормит или подлечит, если нужно. Дед Николай жил в какой-то гармонии с природой. Понимал он её, наверно. А я старался брать с него пример во всём.
Но меня тогда даже страх не взял. Тронул только чуть да улетучился. Казалось мне, что всё тут живое. Деревья шепчутся меж собой, рассказывают о древности, о храбрых князьях да о днях великой сечи. Каждый листик славит солнце, впитывает его благодать. Травушка сотканным ковром покрывает землю да ласково щекочет босые ноги, питая их слезами рассвета. А ветру уж любо гулять меж стволов могучих, развевая былины старых деревьев.
Ослушался я тогда деда Николая. Сошёл с тропы и подался, куда глаза глядят, а он и не увидел. Иду я и чую, как страх крадётся за мной. Отогнал я его, значит. Иду дальше, всё готовлюсь увидеть чертей да ведьм. Нет их. Кругом только деревья да кусты. Взяла меня досада, но с пути своего я не свернул. Решил идти до конца. Тут на весь лес раздался вой протяжный. Я даже к земле припал. Затихло всё. А я подумал: «Вот оно, зло!» Помчался тогда прямо на этот вой. Долго бежал я, пока не устал. А вокруг никого. Остановился я, огляделся. Ни души. Ох, и стало мне досадно пуще прежнего. Вспомнил тогда про деда Николая. Стал думать, как возвращаться буду. Пошёл назад. Ходил-ходил, только небо уже заалело. Хотелось мне выйти из леса, да не знал как. Стало неуютно. Вспомнил я про дом, про маму, про отца, про деда. Про комнатку свою вспомнил. Горько мне сделалось. Невольно покатились слезёнки из глаз детских.
И вот иду я весь заплаканный и прямо в какой-то куст врезался. Поднял глаза, протёр… А не куст это вовсе. Стоит передо мной чудо какое-то. С меня тогда все слёзы пропали. Стоит передо мной, смотрит. Само оно, как человек-медведь. Высокий с горбинкой и будто в одеянии изо мха и веток. А на нём… и гриб растёт, и цветки какие-то цветут, и птица сидит. Сам он с палкой. На ней знаки неизвестные высечены, а конец её закручен в бараний рог. Не руки у него, но и не лапы. Все чёрные, да будто мхом покрытые. Ни глаз, ни лица не видать.
И тут-то я смекнул, кто передо мной. Это ж сам Хозяин леса. Вот меня и страх взял. Стою перед ним как каменный, ничего сделать не могу. А он смотрит на меня в лоб, не шевелится. И я пошевельнуться боюсь. Тут пташка спорхнула с его макушки. Я как вздрогну, а он даже ухом не повёл. Страх меня ещё больше взял. Стою, чуть дышу. А он неспешно достал изо мха своего фигурку человеческую из веток да трав и мне на шею повесил. И после этого протянул мне кусок хлеба ржаного. Я взял его боязливо, откусил немножко.
Но ребяческих забав мне было всё мало. Я хотел в лес. Много мне приходилось слышать от ребят баек про чертей чащи, про ведьм, что собираются и сидят на ветвях нашего леса. Дед Николай только качал головой да говорил, мол, брешет народ. Он верил, что всех чертей и ведьм давно уж извёл Хозяин леса. Так он мне и говорил. Да много он всякого рассказывал. Бывает, тятька с мамкой скажут ему: «Не дури мальцу голову!» А он махнёт рукой.
Но делать нечего, согласился дед Николай отвести меня в лес. Собрал по утряне котомку: краюху хлеба ржаного, соль да нож. Взял он ленты красные, и отправились мы с ним в путь. Ну, а лес тогда был… Краше нашего леса не найдётся места на всём белом свете. Сейчас уж он не так ладен, но всё ж живёт. И нет силы, способной сломить его могущество, как нет ветра, способного приклонить гору.
Я шёл по лесу и диву давался. Деревья вершинами уходят в небесный покров. Крепкие корни глубоко проникают в землю, а нежная листва ловит янтарные блики небесного светила. Мне хотелось обойти весь лес, пройти в самую чащу. Но, как сейчас помню, остановил меня дед Николай:
— Не сходи с тропы, внучек. Не то леший тебя погубит.
Присмирел я тогда. Много слышал от деда Николая про Хозяина леса. Ходит он по своим владениям, смотрит, чтобы никто не обидел дерева али зверя какого. Ежели путник с миром пришёл, леший не тронет его. А уж ежели зашёл гость да начал лиходеять, он его в чащу заведёт колдовством али мороком покроет, и, считай, нет его. Чует он душу злую, ох, издали чует. Боялись люди его. Боялись сотворить что-нибудь не то. Вот и старались даже с троп не сходить, чтобы лишний раз лешего не тревожить. Охраняет он душу лесную. Да так, что никто незамеченным мимо него не пройдёт. Знает леший каждое деревце, каждую травинку, каждого зверя. А любого гостя издали видит.
Сам дед Николай чтил и старого лешего и его лес. Зарубок на коре не оставлял, зверьё не обижал, а, наоборот, помогал: кого-нибудь подкормит или подлечит, если нужно. Дед Николай жил в какой-то гармонии с природой. Понимал он её, наверно. А я старался брать с него пример во всём.
Но меня тогда даже страх не взял. Тронул только чуть да улетучился. Казалось мне, что всё тут живое. Деревья шепчутся меж собой, рассказывают о древности, о храбрых князьях да о днях великой сечи. Каждый листик славит солнце, впитывает его благодать. Травушка сотканным ковром покрывает землю да ласково щекочет босые ноги, питая их слезами рассвета. А ветру уж любо гулять меж стволов могучих, развевая былины старых деревьев.
Ослушался я тогда деда Николая. Сошёл с тропы и подался, куда глаза глядят, а он и не увидел. Иду я и чую, как страх крадётся за мной. Отогнал я его, значит. Иду дальше, всё готовлюсь увидеть чертей да ведьм. Нет их. Кругом только деревья да кусты. Взяла меня досада, но с пути своего я не свернул. Решил идти до конца. Тут на весь лес раздался вой протяжный. Я даже к земле припал. Затихло всё. А я подумал: «Вот оно, зло!» Помчался тогда прямо на этот вой. Долго бежал я, пока не устал. А вокруг никого. Остановился я, огляделся. Ни души. Ох, и стало мне досадно пуще прежнего. Вспомнил тогда про деда Николая. Стал думать, как возвращаться буду. Пошёл назад. Ходил-ходил, только небо уже заалело. Хотелось мне выйти из леса, да не знал как. Стало неуютно. Вспомнил я про дом, про маму, про отца, про деда. Про комнатку свою вспомнил. Горько мне сделалось. Невольно покатились слезёнки из глаз детских.
И вот иду я весь заплаканный и прямо в какой-то куст врезался. Поднял глаза, протёр… А не куст это вовсе. Стоит передо мной чудо какое-то. С меня тогда все слёзы пропали. Стоит передо мной, смотрит. Само оно, как человек-медведь. Высокий с горбинкой и будто в одеянии изо мха и веток. А на нём… и гриб растёт, и цветки какие-то цветут, и птица сидит. Сам он с палкой. На ней знаки неизвестные высечены, а конец её закручен в бараний рог. Не руки у него, но и не лапы. Все чёрные, да будто мхом покрытые. Ни глаз, ни лица не видать.
И тут-то я смекнул, кто передо мной. Это ж сам Хозяин леса. Вот меня и страх взял. Стою перед ним как каменный, ничего сделать не могу. А он смотрит на меня в лоб, не шевелится. И я пошевельнуться боюсь. Тут пташка спорхнула с его макушки. Я как вздрогну, а он даже ухом не повёл. Страх меня ещё больше взял. Стою, чуть дышу. А он неспешно достал изо мха своего фигурку человеческую из веток да трав и мне на шею повесил. И после этого протянул мне кусок хлеба ржаного. Я взял его боязливо, откусил немножко.
Страница
2 из 3
2 из 3
