Староверы

Староверы пропустили приветствие мимо ушей. Тот, что был с посохом, ткнул пальцем в Семёна, потом в монстра и спросил, тщательно выговаривая каждое слово:

— Ты убил его?

— Ну! — выдохнул Семён.

Староверы переглянулись. Семён решил, что ему не верят, похлопал себя по груди и сказал:

— Я! Топором!

Староверы снова переглянулись. Спрашивавший выпрямился, отступил на шаг, перехватил палку и с размаху хватил Семёна по голове прежде, чем тот успел что-либо сообразить.

Окружающий Семёна мир сначала сжался до светящейся точки, а потом и вовсе пропал.

Темнота. Шелест голосов. И боль, будто по темени методично стучит молоток. Семён попытался открыть глаза. Невидимый молот стал бить чаще и сильнее, желудок подпрыгнул к самому горлу. Семён вновь зажмурился, разглядывая разноцветные узоры перед закрытыми веками. Попытался понять, где он и что с ним, прислушиваясь к ощущениям, но осознал лишь, что лежит на спине на чём-то твёрдом и ровном, скорее всего, на гладко оструганных досках. Попробовал пошевелиться и обнаружил, что не может — что-то плотно охватывало его тело от шеи до лодыжек.

Семёну это не понравилось. Очень. Забыв про боль, он вновь открыл глаза. Взору открылся шестигранник уходящих высоко вверх бревенчатых стен с прорезанными в них узкими продолговатыми окнами без стёкол. Стены поддерживали толстенные, потемневшие от времени балки крест-накрест.

Собрав волю, превозмогая боль, Семён медленно-медленно приподнял голову и осмотрелся.

Он находился в просторном здании, более всего напоминающем сельскую церковь, только без икон и свечей. На расстоянии в несколько шагов от него стояли плотной толпой староверы: одинаково одетые, одинаково бледные, одинаково лысые, почти одинакового роста и неопределённого возраста, а потому совершенно неотличимые друг от друга. Стояли, глазели и молчали. Сам же Семён, совершенно голый, лежал на длинной деревянной скамье, надёжно прикрученный к ней верёвкой.

Семён вновь крепко зажмурился и с минуту пытался убедить себя, что всё происходящее либо дурной сон, либо галлюцинация. А когда не сработало, застонал:

— Э-э!… Вы чё, суки, вы чё творите-то?! Это самое… попутали что ли?!

Старовери безмолвствовали. Семёну вдруг стало страшно. Очень страшно. Нестерпимо. Так страшно, что хоть реви белугой.

Семён всхлипнул. Потом несколько раз глубоко вдохнул-выдохнул, открыл глаза и уставился на окруживших его людей со спокойствием приговорённого, уже положившего голову на плаху.

— Чё вы пялитесь? Чё вам от меня надо-то? — выдавил он.

От толпы староверов отделился один, вплотную подошёл к Семёну и присел на корточки, так, что они теперь смотрели прямо в лицо друг другу.

Семён впервые видел жителя деревни так близко. Несмотря на собственное незавидное положение, он ещё не утратил способности удивляться, а потому с изумлением взирал абсолютно гладкое, без щетины и морщин, лицо, обтянутое белой, почти прозрачной, кожей. Ни малейшего намёка на возраст. Вот только во взгляде что-то такое, что Семён сразу решил — перед ним глубокий старик. Некоторое время они молча взирали друг на друга, потом Семён спросил:

— Где я?

Старовер молча повёл рукой. Повинуясь жесту, толпа раздвинулась, и Семён увидел, что невдалеке стоит ещё одна длинная дощатая лавка. На лавке лежал Валера, тоже совершенно голый. По тому, что он не связан, и по тому, как безвольно свисает до самого пола его объеденная до костей рука, Семён понял — приятель мёртв. А сам он остался один на один с целой деревней странных и далеко не дружелюбно настроенных людей. Ему вновь захотелось плакать.

Тем временем старовер заговорил. У него был высокий, почти женский голос.

— Это наш Храм. Наше кладбище. И наше гнездо, — сказал он, чеканя каждое слово. — Здесь мы впервые видим дневной свет, и здесь же наши бренные тела обретают своё последнее пристанище. И сюда мы приходим, дабы выказывать почтение нашему Отцу.

Произнося последнюю фразу, старовер почтительно посмотрел куда-то. Семён как мог изогнул шею и задрал голову. Боль нахлынула новой волной, Семён вновь зажмурился, но успел разглядеть нечто, напоминающее скульптуру то ли червя, то ли змеи, вырезанную из цельного ствола какого-то невероятно корявого дерева.

— Вы называете нас староверами, — услышал Семён. — Что ж, вы правы: наша вера стара, очень стара. Мы жили здесь и воздавали почести нашему Отцу задолго до того, как ваши покрытые волосами и одетые в шкуры предки пришли в эти края. Сначала их было мало. Иногда они убивали нас, мы тоже убивали их, но… но потом их становилось всё больше и больше, они стали хитрее и осторожнее. Тогда мы поняли, что нам надо научиться жить рядом с вами. И мы стали меняться. Мы стали похожими на вас. Научились строить дома, подобные вашим, носить ваши одежды, пользоваться вашими вещами и говорить как вы.