— Птички поют. Солнышко светит. Гадюка вязаным галстуком распласталась на пеньке… Ой! Крокусы полезли. Чумазенькие! Трогательные до слёз, красотули мои ненаглядные! Сейчас я вас вытру…
Добавить в моё избранное
8 мин, 33 сек 4288
Мальчик с девочкой приникли к дырявому забору.
— Ленк, ущипни меня.
— Ага, а ты мне обратно…
— Ущипни, говорю! А то каааак! Уай! Чего так сильно-то!!!
Девочка застенчиво переступила по луже резиновыми сапожками.
— Федь, ну ты сам просил…
— Мммалявка… Воркует?
— Воркует, — вздохнула девочка. — Так что ты меня, пожалуйста, не щипли… не щипай.
— Вот так, вот так… засветите-засияете… Ну, не бойтесь, не бойтесь! Не обижу.
Две пары круглых глаз смотрели на здоровущее волосатое чудище в розовом фартучке. Чудище увлечённо вытирало грязь с фиолетовых цветочков носовым платком. Воркованием его раскатистый рык можно было назвать с мощной поправкой на детское воображение. Да и, чего уж там, на Феди-Ленкиново дедушку. Дедушка, глухоты непробиваемой, отказывался от любых слуховых… доппельгангеров. А что, умное слово. И звучит красиво. Не то что какие-то там «псевдоухи»… В результате его молодецкое «Доброе утро, внучонки!» многие и многие предпочли вы никогда не слышать… добровольно отказавшись от барабанных перепонок.
Но вернёмся к нашему чудищу.
— Вот подождите, вынесу леечку, полью вас… Но вечером! Чтобы солнышко листочки-лепесточки ваши нежные не сожгло… Капелька — она же как призма, говорят…
Вернулись?
Глаза оно имело продолговатые, красные, размером с чайное блюдце — две штуки. Уши — с кокетливыми кисточками. Когда-то их тоже было два, но теперь одно с четвертью. Пасть… Не хочется о пасти… Пасть была. Была предназначена для поедания свадебных тортов. Таких, в несколько ярусов, с человечками сверху… Ну-или-чего-то-другого-таких-же-размеров. Фу, всё! Закончили про пасть. Пропасть… Закончили, говорю!
Нос — коричневый. Собачий, симпатичный нос.
Что ещё?
Лапы были. Четыре штуки. Пятипалые. Итого — двадцать пальцев.
Хвост заправлен за пояс фартука, поэтому длина неизвестна. Но можно представить, как он хлещет чудище по бокам, яростно. И особо яростно — перед последним прыжком. А потом — алле! — вытягивается струной, продолжением тела, когда смыкаются зубы на конечностях жертвы…
Да, пока помню, — зубы у чудища тоже были, и в услугах дантиста оно не нуждалось.
А ещё чудище было блондином. Кудрявым альбиносом. И чистоплотным, судя по тому, как тщательно отряхнуло колени от земли. Во весь рост оно оказалось ещё огромандей. С небольшого слона. Или с большого? В общем, сравнивать надо.
— Ай люли-люли-люди!
Люди по миру пошли,
Хоть пол-мира обошли —
Лучше света не нашли!
Того свеееету — не нашли!
Бархатный баритон чудища мог сделать себе оперную карьеру. Только отдельно от чудища. Потому что Фигаро или князь Игорь в таким обличье может и имели бы успех специфической аудитории, мдя… Но одновременно гарантировали неадекватную реакцию большей части зала.
Может, Демона, конечно? Нет, лучше не надо.
— Федь, откуда оно?
— А я знаю?
— Федь, оно нас съест?
— А я знаю?
— Федь, мне страшно!
— Ну так иди домой.
Мальчик попытался отпихнуть девочку от дыры в заборе, но та стояла крепко, как кот на табуретке. А если вы не поняли этой метафоры, то никогда не сгоняли кота с насиженного места.
Ветер сменил направление, подул от забора. Чудище заводило носом, усы-вибриссы распахнулись веером.
— Федь, оно нас учуяло!
— Тс, дура! Ори больше!
— Федь, оно подходит!
— Так, малявка, давай руку и не отставай…
— Федь, а когда бежишь — они догоняют…
— Заткнись, говорю! И это… не дыши в его сторону.
— Дети, я знаю, что вы там. Я чувствую ваш запах. От вас пахнет молоком и кашей. Не бойтесь меня, дети. Я ваш новый сосед. Мы должны подружиться. Хотите имбирного печенья?
Чудище остановилась в паре метров от забора. Вроде бы миролюбиво так, и платочек грязный в руках/лапах комкает, но… Что для него пару метров? Полпрыжка. А для детей? Целая жизнь. Не убежишь. И, потом, от него действительно пахло имбирными печеньями… с корицей.
— У меня есть вкусное какао… Дети, я никого здесь не знаю, а вы познакомите меня со своими родителями. Меня многие боятся, пока не познакомятся…
— А с бабушкой знакомить надо? — неожиданно и громко спросила девочка Лена. — У меня их три штуки! И одна не совсем бабушка… У нас.
Мальчик Федя шикнул на неё, но уже без толку. Он и сам знал — теперь только отлупить. Взгляд у сестры стал сосредоточенный, и носом она не шмыгала. Как когда платье кукле зашивала или глаз вправляла Тедди…
Ленке было жаль чудище, и она твёрдо решила — дружить. Упёрлась.
Ну не бросать же дуру? Мать всё равно голову открутит. А так… защитником умрёшь. Вспоминать буду, плакать…
Федя вздохнул.
— Ленк, ущипни меня.
— Ага, а ты мне обратно…
— Ущипни, говорю! А то каааак! Уай! Чего так сильно-то!!!
Девочка застенчиво переступила по луже резиновыми сапожками.
— Федь, ну ты сам просил…
— Мммалявка… Воркует?
— Воркует, — вздохнула девочка. — Так что ты меня, пожалуйста, не щипли… не щипай.
— Вот так, вот так… засветите-засияете… Ну, не бойтесь, не бойтесь! Не обижу.
Две пары круглых глаз смотрели на здоровущее волосатое чудище в розовом фартучке. Чудище увлечённо вытирало грязь с фиолетовых цветочков носовым платком. Воркованием его раскатистый рык можно было назвать с мощной поправкой на детское воображение. Да и, чего уж там, на Феди-Ленкиново дедушку. Дедушка, глухоты непробиваемой, отказывался от любых слуховых… доппельгангеров. А что, умное слово. И звучит красиво. Не то что какие-то там «псевдоухи»… В результате его молодецкое «Доброе утро, внучонки!» многие и многие предпочли вы никогда не слышать… добровольно отказавшись от барабанных перепонок.
Но вернёмся к нашему чудищу.
— Вот подождите, вынесу леечку, полью вас… Но вечером! Чтобы солнышко листочки-лепесточки ваши нежные не сожгло… Капелька — она же как призма, говорят…
Вернулись?
Глаза оно имело продолговатые, красные, размером с чайное блюдце — две штуки. Уши — с кокетливыми кисточками. Когда-то их тоже было два, но теперь одно с четвертью. Пасть… Не хочется о пасти… Пасть была. Была предназначена для поедания свадебных тортов. Таких, в несколько ярусов, с человечками сверху… Ну-или-чего-то-другого-таких-же-размеров. Фу, всё! Закончили про пасть. Пропасть… Закончили, говорю!
Нос — коричневый. Собачий, симпатичный нос.
Что ещё?
Лапы были. Четыре штуки. Пятипалые. Итого — двадцать пальцев.
Хвост заправлен за пояс фартука, поэтому длина неизвестна. Но можно представить, как он хлещет чудище по бокам, яростно. И особо яростно — перед последним прыжком. А потом — алле! — вытягивается струной, продолжением тела, когда смыкаются зубы на конечностях жертвы…
Да, пока помню, — зубы у чудища тоже были, и в услугах дантиста оно не нуждалось.
А ещё чудище было блондином. Кудрявым альбиносом. И чистоплотным, судя по тому, как тщательно отряхнуло колени от земли. Во весь рост оно оказалось ещё огромандей. С небольшого слона. Или с большого? В общем, сравнивать надо.
— Ай люли-люли-люди!
Люди по миру пошли,
Хоть пол-мира обошли —
Лучше света не нашли!
Того свеееету — не нашли!
Бархатный баритон чудища мог сделать себе оперную карьеру. Только отдельно от чудища. Потому что Фигаро или князь Игорь в таким обличье может и имели бы успех специфической аудитории, мдя… Но одновременно гарантировали неадекватную реакцию большей части зала.
Может, Демона, конечно? Нет, лучше не надо.
— Федь, откуда оно?
— А я знаю?
— Федь, оно нас съест?
— А я знаю?
— Федь, мне страшно!
— Ну так иди домой.
Мальчик попытался отпихнуть девочку от дыры в заборе, но та стояла крепко, как кот на табуретке. А если вы не поняли этой метафоры, то никогда не сгоняли кота с насиженного места.
Ветер сменил направление, подул от забора. Чудище заводило носом, усы-вибриссы распахнулись веером.
— Федь, оно нас учуяло!
— Тс, дура! Ори больше!
— Федь, оно подходит!
— Так, малявка, давай руку и не отставай…
— Федь, а когда бежишь — они догоняют…
— Заткнись, говорю! И это… не дыши в его сторону.
— Дети, я знаю, что вы там. Я чувствую ваш запах. От вас пахнет молоком и кашей. Не бойтесь меня, дети. Я ваш новый сосед. Мы должны подружиться. Хотите имбирного печенья?
Чудище остановилась в паре метров от забора. Вроде бы миролюбиво так, и платочек грязный в руках/лапах комкает, но… Что для него пару метров? Полпрыжка. А для детей? Целая жизнь. Не убежишь. И, потом, от него действительно пахло имбирными печеньями… с корицей.
— У меня есть вкусное какао… Дети, я никого здесь не знаю, а вы познакомите меня со своими родителями. Меня многие боятся, пока не познакомятся…
— А с бабушкой знакомить надо? — неожиданно и громко спросила девочка Лена. — У меня их три штуки! И одна не совсем бабушка… У нас.
Мальчик Федя шикнул на неё, но уже без толку. Он и сам знал — теперь только отлупить. Взгляд у сестры стал сосредоточенный, и носом она не шмыгала. Как когда платье кукле зашивала или глаз вправляла Тедди…
Ленке было жаль чудище, и она твёрдо решила — дружить. Упёрлась.
Ну не бросать же дуру? Мать всё равно голову открутит. А так… защитником умрёшь. Вспоминать буду, плакать…
Федя вздохнул.
Страница
1 из 4
1 из 4
