22 апреля. Минское шоссе между Киевом и Вышгородом… Машуня. Машуня…
9 мин, 16 сек 11442
Даже боль в руках, заливавшая глаза кровь и жуткий запах от монстра, который выл и тянулся сквозь щель в окне, не могли выбить из него мысль о жене. О Машуне. Дуре набитой.
Что ж ты наделала. Что?
Впрочем, последнее, о чем подумал мужчина перед отключкой — рассвет, который ему, очевидно, удалось встретить в последний раз. Как жаль.
Он не увидел, как окрашенное в нежные сиреневые тона небо порозовело, а потом к небу вырвался золотой луч. И еще один, и еще. Как воздух напоенный свежестью постепенно окрасился во все оттенки латуни, как листва вокруг из темно-синей ночной превратилась в изумрудно-салатовую утреннюю. Как отдельная перекличка птиц перешла в торжественный, ликующий хор, славящий солнце. И как светило выкатилось из-за верхушек диких яблонь, залив все вокруг ярким светом. Светом, который буквально испепелил тварь, пытавшуюся прорваться в машину, сквозь приоткрытое окно. Чудовища, которое еще вчера было человеком. Женщиной. Лет 25. Модницей, судя по сохранившемуся на почерневших когтях маникюру и остаткам недешевых туфель на ногах.
Сначала почернели ноги в оплетке итальянской кожи. Затем обуглились стройные когда-то бедра в ошметках неопределенной ткани. И, наконец, свет добрался до торса и головы, и крыша зеленой ДЭО не смогла их защитить от очищающего действия Солнца — отраженные в блестящих приборах лучи точно так плавили плоть, как и прямой. Хрипнув последний раз, тварь закатила глаза и затихла. Какое-то время с клыков, еще вчера бывших ровными ухоженными зубками, на сидение машины продолжала падать пена, окрашенная в бурое. Затем единственными звуками вокруг остался шум леса и плеск бежавшего неподалеку ручья. До 11 часов 12 минут с ближайшего шоссе не доносилось ни звука.
Понедельник. 20 апреля. Ирпень. 8.15 утра
Если бы Михаил был поклонником чтения и хоть раз в жизни открыл известный роман тезки и земляка, он бы знал, что его состояние уже было однажды гениально описано. Как у Лиходеева, молния сверкала, колокол гудел и что-то каталось между яблоками глаз, грозя разнести голову вдребезги. И, разумеется, тошнило. Различия тоже были. Тошнота была связана скорее со звуком дрели из-за стены, а вместо неизвестной дамы в голове крутились воспоминания о вчерашнем скандале с женой.
Жены, кстати, рядом не было. Как не было ее в кухне, в ванной и ближайшем обозрении. Детской коляски тоже не было, и, что самое страшное, ключей от машины. Значит, с утра пораньше жена отправилась не на прогулку в ближайший парк, а, как и обещала вчера, поехала в Киев к родителям. Подальше от «вонючего, ни на что не годного алкаша».
Сама ты алкаш, крутилось у Михаила в голове, пока он чистил зубы, стоял под ледяным душем и пытался отыскать служебное удостоверение. Это была, конечно, неправда, но кого волновала правда, когда колокол, молнии и вот-вот опоздаешь на работу.
О том, что придется выслушать от тестя, думать не хотелось. Пенсионер то пенсионер, но он вполне мог устроить Мише не только словесную выволочку, но и крупные неприятности по работе. В конце концов, в относительно тихое отделение в Ирпене, с зарплатами и льготами как у коллег киевлян, но со значительно меньшим трудовым напряжением, его определили по протекции Василия Леонидовича — в прошлом подполковника милиции, в настоящем отставника, в ежовых рукавицах держащего всю свою родню по седьмое колено. И бывших коллег тоже. Как это ему удавалось — сухонькому пеньку 160 см ростом, — оставалось загадкой, но Миша не знал никого, кто бы хоть раз отказал тестю в просьбе, скорее смахивающей на приказ.
Ровно в 9.00 Мише предстояло встретиться с бывшим подчиненным жениного отца, а нынче капитаном ирпенского РОВД и еще 12 коллегами. На повестке дня была встреча высоких гостей из столицы в 10.00. Инспекция, мать ее. Или что-то в этом роде. Никто толком не знал, с чем пожалуют визитеры, однако у всех на слуху было массовое увольнение коллег в киевских отделах, с такой же массовой выдачей «волчьих билетов». Новые власти жестко мели, где только было возможно, точнее, где попало или куда попало начальственное око. И куда бы оно ни попало, мести было что, чего уж там…
А он опаздывает. Или опоздает, если не выйдет прямо сейчас. Стирая со щек пену и одновременно пытаясь распихать по карманам деньги, ключи, Антиполицай, Михаил захлопнул двери, сбежал со второго этажа и добежал до остановки маршрутки в рекордные сроки.
Любимая Рено увезла не особо любимую сегодня жену в столицу, о чем нагло напоминал брелок. Как назло маршрутки в поле зрения не было. Впрочем, если бы и была, вряд ли бы Миша в нее влез — перед ним стояло минимум 3 бабки, 2 бомжеватых мужика и целый отряд школьников вместе с учительницей. До отделения было недалеко, но пришлось бежать, что для человека, с вечера измученного нарзаном было подвигом. Выпрыгивало сердце, подкашивались давно не тренированные ноги, пот заливал глаза.
Что ж ты наделала. Что?
Впрочем, последнее, о чем подумал мужчина перед отключкой — рассвет, который ему, очевидно, удалось встретить в последний раз. Как жаль.
Он не увидел, как окрашенное в нежные сиреневые тона небо порозовело, а потом к небу вырвался золотой луч. И еще один, и еще. Как воздух напоенный свежестью постепенно окрасился во все оттенки латуни, как листва вокруг из темно-синей ночной превратилась в изумрудно-салатовую утреннюю. Как отдельная перекличка птиц перешла в торжественный, ликующий хор, славящий солнце. И как светило выкатилось из-за верхушек диких яблонь, залив все вокруг ярким светом. Светом, который буквально испепелил тварь, пытавшуюся прорваться в машину, сквозь приоткрытое окно. Чудовища, которое еще вчера было человеком. Женщиной. Лет 25. Модницей, судя по сохранившемуся на почерневших когтях маникюру и остаткам недешевых туфель на ногах.
Сначала почернели ноги в оплетке итальянской кожи. Затем обуглились стройные когда-то бедра в ошметках неопределенной ткани. И, наконец, свет добрался до торса и головы, и крыша зеленой ДЭО не смогла их защитить от очищающего действия Солнца — отраженные в блестящих приборах лучи точно так плавили плоть, как и прямой. Хрипнув последний раз, тварь закатила глаза и затихла. Какое-то время с клыков, еще вчера бывших ровными ухоженными зубками, на сидение машины продолжала падать пена, окрашенная в бурое. Затем единственными звуками вокруг остался шум леса и плеск бежавшего неподалеку ручья. До 11 часов 12 минут с ближайшего шоссе не доносилось ни звука.
Понедельник. 20 апреля. Ирпень. 8.15 утра
Если бы Михаил был поклонником чтения и хоть раз в жизни открыл известный роман тезки и земляка, он бы знал, что его состояние уже было однажды гениально описано. Как у Лиходеева, молния сверкала, колокол гудел и что-то каталось между яблоками глаз, грозя разнести голову вдребезги. И, разумеется, тошнило. Различия тоже были. Тошнота была связана скорее со звуком дрели из-за стены, а вместо неизвестной дамы в голове крутились воспоминания о вчерашнем скандале с женой.
Жены, кстати, рядом не было. Как не было ее в кухне, в ванной и ближайшем обозрении. Детской коляски тоже не было, и, что самое страшное, ключей от машины. Значит, с утра пораньше жена отправилась не на прогулку в ближайший парк, а, как и обещала вчера, поехала в Киев к родителям. Подальше от «вонючего, ни на что не годного алкаша».
Сама ты алкаш, крутилось у Михаила в голове, пока он чистил зубы, стоял под ледяным душем и пытался отыскать служебное удостоверение. Это была, конечно, неправда, но кого волновала правда, когда колокол, молнии и вот-вот опоздаешь на работу.
О том, что придется выслушать от тестя, думать не хотелось. Пенсионер то пенсионер, но он вполне мог устроить Мише не только словесную выволочку, но и крупные неприятности по работе. В конце концов, в относительно тихое отделение в Ирпене, с зарплатами и льготами как у коллег киевлян, но со значительно меньшим трудовым напряжением, его определили по протекции Василия Леонидовича — в прошлом подполковника милиции, в настоящем отставника, в ежовых рукавицах держащего всю свою родню по седьмое колено. И бывших коллег тоже. Как это ему удавалось — сухонькому пеньку 160 см ростом, — оставалось загадкой, но Миша не знал никого, кто бы хоть раз отказал тестю в просьбе, скорее смахивающей на приказ.
Ровно в 9.00 Мише предстояло встретиться с бывшим подчиненным жениного отца, а нынче капитаном ирпенского РОВД и еще 12 коллегами. На повестке дня была встреча высоких гостей из столицы в 10.00. Инспекция, мать ее. Или что-то в этом роде. Никто толком не знал, с чем пожалуют визитеры, однако у всех на слуху было массовое увольнение коллег в киевских отделах, с такой же массовой выдачей «волчьих билетов». Новые власти жестко мели, где только было возможно, точнее, где попало или куда попало начальственное око. И куда бы оно ни попало, мести было что, чего уж там…
А он опаздывает. Или опоздает, если не выйдет прямо сейчас. Стирая со щек пену и одновременно пытаясь распихать по карманам деньги, ключи, Антиполицай, Михаил захлопнул двери, сбежал со второго этажа и добежал до остановки маршрутки в рекордные сроки.
Любимая Рено увезла не особо любимую сегодня жену в столицу, о чем нагло напоминал брелок. Как назло маршрутки в поле зрения не было. Впрочем, если бы и была, вряд ли бы Миша в нее влез — перед ним стояло минимум 3 бабки, 2 бомжеватых мужика и целый отряд школьников вместе с учительницей. До отделения было недалеко, но пришлось бежать, что для человека, с вечера измученного нарзаном было подвигом. Выпрыгивало сердце, подкашивались давно не тренированные ноги, пот заливал глаза.
Страница
1 из 3
1 из 3