Антон шел по улице, лениво скользя взором по прохожим, которых, впрочем, было немного, что являлось безусловной нормой для столь раннего часа. Наконец Антон остановил свой взгляд, но не на чем-нибудь банальном, а на аппетитной попке девушки, которая шла прямо перед ним. Но не успело его чувство прекрасного насытиться таким зрелищем, как его озарило.
Добавить в моё избранное
9 мин, 7 сек 4121
День первый.
Благими намереньями
Heu, quam multa paenitenda incurrunt viven do diu!
(Как много налипает того, что постыдно, когда долго живешь!) лат.
Как всегда при озарении, он увидел чью-то смерть. Ну, собственно, не чью-то, а этой самой девушки с эстетичной попкой. «Какого хрена? А почему бы мне не совместить приятное с полезным?» — проскочила в его голове мысль, прежде чем он начал действовать.
Догнав девушку, он резко дернул ее за руку, потянул на себя, в свои цепкие объятья, обвил ее руками и страстно, с изрядной толикой безумия, поцеловал. На пару секунд девушка обмякла, потеряла волю и ориентацию в пространстве, отдаваясь неожиданной ласке. Но в эти несколько секунд, которые прошли до того, как он получил закономерный тычок и пощечину, вложился скрип оказавших тормозов и глухой удар капотом о столб.
Потирая пострадавшую щеку и мрачно улыбаясь, Антон тихо свалил, воспользовавшись тем, что девушка отвлеклась на красочные вопли водителя, вопившего: «Сраные тормоза! Ржавое ведро!». А сама девушка, лишившись компании, провела по губам пальцем и улыбнулась, но куда более приятно, чем Антон.
Антон вообще не искал легких путей. Он вовсе не искал никаких путей, уже давно сделав свой моральный выбор. Каждый день его ждало новое озарение. Или несколько. Высшей ценностью для него была человеческая жизнь, и если для того, чтобы спасти человека от падающей с крыши штукатурки, надо пнуть его со всей дури — то его надо пнуть. А если можно не пинать, то можно не пинать. А если от этого можно получить удовольствие, то его нужно получить. Вот такая философия.
Антон сидел за столом, мрачно поглощая еду. Ему не хотелось говорить, но это была своего рода жертва, ритуал, традиция. Собравшись с духом, он поднял глаза и начал говорить.
Жизнь является высшей ценностью. Плохой человек или хороший, он должен быть спасен, если это в моих силах. Да даже если он маньяк, который детей режет! Я себе в глаза, стоя у зеркала, посмотреть не смогу, понимаешь, Смерть?!
Смерть молча взял своей рукой, затянутой в кожаную перчатку, бокал в форме черепа, и молча поднес ее к свисающему на лицо капюшону. Было непонятно, то ли Смерть и правда пил, то ли делал вид из вежливости, но уровень красной жидкости в сосуде зримо не уменьшался. Наконец, то ли утолив жажду, то ли собравшись с мыслями, Смерть отодвинул бокал и начал говорить.
Жизнь не является ценностью. Она не стоит ни гроша, медного обола. Это всего лишь подготовка к послежизни…
Но ведь чем дольше жизнь, тем больше времени на подготовку! — использовал Антон заранее заготовленный аргумент. Но, как оказалось, Смерть сегодня был не в духе, хоть это и звучит как каламбур.
Время — иллюзия. Жизнь — тлен! — Смерть на секунду с силой сжал свой бокал — Но я отвечу тебе. Я пришел к выводу, что чем дольше человек живет, тем хуже его посмертие. Груз грехов и грешков, алчность, глупость вымывают из души то, что дает ей полет и бессмертие.
Но… — начал было Антон, почувствовав дилемму, но Смерть жестом велел ему не мешать.
Вот именно, Антон, вот именно — в голосе Смерти было мрачное торжество — ты, друг мой, оказываешь спасенным медвежью услугу, продлевая их земной путь…
Антон замолк и опустил глаза. Он уже много лет каждый вечер спорил со Смертью, и каждый раз ему казалось, что цинизм древней сущности вот-вот раздавит его. Но Смерть еще не закончил, привстав, он начал даже не говорить, а грозно вещать:
Или это месть? Твоя маленькая месть человечеству? Человечеству, которому проще было объявить тебя безумцем, лишить свободы, которое отреклось от тебя, обрекло на голодную смерть? — но увидев взгляд Антона, Смерть осекся — Я пять лет кормлю тебя, Антон — продолжил он, присев — и все пять лет удивляюсь тому, что ты их любишь. Не смотря ни на что.
День второй.
Меньшее зло
Bis emori est alterius arbitrio mori
(Дважды мертв погибший по чужой воле) лат.
Недаром говорят, что злая судьба — индейка! Ибо другого объяснения тому, что его озарило как раз на том перекрестке, где вчера он спас девушку, не было. Снова прохожие, снова ленивый взгляд по сторонам… Правда, ничего интересного на улице не было, и Антон шел, погруженный в свои мысли. Когда его озарило, он не сразу заметил нужного человека. На этот раз жертвой был парень, но, слава богу, здесь можно и не целоваться.
Антон подбежал к парню, который как раз начал переходить дорогу и просто-напросто дернул парня на себя, ухватив за капюшон толстовки, и тот, потеряв равновесие, покатился по земле в сторону от дороги, как и было задумано. Был только один минус — парень, падая, громко вскрикнул и взмахнул рукой. Его приятель, шедший рядом, услышав крик, рефлекторно отшатнулся, и получив по шеям наотмашь от друга, упал прямо на проезжую часть. И тоже вскрикнул. В последний раз в жизни.
Благими намереньями
Heu, quam multa paenitenda incurrunt viven do diu!
(Как много налипает того, что постыдно, когда долго живешь!) лат.
Как всегда при озарении, он увидел чью-то смерть. Ну, собственно, не чью-то, а этой самой девушки с эстетичной попкой. «Какого хрена? А почему бы мне не совместить приятное с полезным?» — проскочила в его голове мысль, прежде чем он начал действовать.
Догнав девушку, он резко дернул ее за руку, потянул на себя, в свои цепкие объятья, обвил ее руками и страстно, с изрядной толикой безумия, поцеловал. На пару секунд девушка обмякла, потеряла волю и ориентацию в пространстве, отдаваясь неожиданной ласке. Но в эти несколько секунд, которые прошли до того, как он получил закономерный тычок и пощечину, вложился скрип оказавших тормозов и глухой удар капотом о столб.
Потирая пострадавшую щеку и мрачно улыбаясь, Антон тихо свалил, воспользовавшись тем, что девушка отвлеклась на красочные вопли водителя, вопившего: «Сраные тормоза! Ржавое ведро!». А сама девушка, лишившись компании, провела по губам пальцем и улыбнулась, но куда более приятно, чем Антон.
Антон вообще не искал легких путей. Он вовсе не искал никаких путей, уже давно сделав свой моральный выбор. Каждый день его ждало новое озарение. Или несколько. Высшей ценностью для него была человеческая жизнь, и если для того, чтобы спасти человека от падающей с крыши штукатурки, надо пнуть его со всей дури — то его надо пнуть. А если можно не пинать, то можно не пинать. А если от этого можно получить удовольствие, то его нужно получить. Вот такая философия.
Антон сидел за столом, мрачно поглощая еду. Ему не хотелось говорить, но это была своего рода жертва, ритуал, традиция. Собравшись с духом, он поднял глаза и начал говорить.
Жизнь является высшей ценностью. Плохой человек или хороший, он должен быть спасен, если это в моих силах. Да даже если он маньяк, который детей режет! Я себе в глаза, стоя у зеркала, посмотреть не смогу, понимаешь, Смерть?!
Смерть молча взял своей рукой, затянутой в кожаную перчатку, бокал в форме черепа, и молча поднес ее к свисающему на лицо капюшону. Было непонятно, то ли Смерть и правда пил, то ли делал вид из вежливости, но уровень красной жидкости в сосуде зримо не уменьшался. Наконец, то ли утолив жажду, то ли собравшись с мыслями, Смерть отодвинул бокал и начал говорить.
Жизнь не является ценностью. Она не стоит ни гроша, медного обола. Это всего лишь подготовка к послежизни…
Но ведь чем дольше жизнь, тем больше времени на подготовку! — использовал Антон заранее заготовленный аргумент. Но, как оказалось, Смерть сегодня был не в духе, хоть это и звучит как каламбур.
Время — иллюзия. Жизнь — тлен! — Смерть на секунду с силой сжал свой бокал — Но я отвечу тебе. Я пришел к выводу, что чем дольше человек живет, тем хуже его посмертие. Груз грехов и грешков, алчность, глупость вымывают из души то, что дает ей полет и бессмертие.
Но… — начал было Антон, почувствовав дилемму, но Смерть жестом велел ему не мешать.
Вот именно, Антон, вот именно — в голосе Смерти было мрачное торжество — ты, друг мой, оказываешь спасенным медвежью услугу, продлевая их земной путь…
Антон замолк и опустил глаза. Он уже много лет каждый вечер спорил со Смертью, и каждый раз ему казалось, что цинизм древней сущности вот-вот раздавит его. Но Смерть еще не закончил, привстав, он начал даже не говорить, а грозно вещать:
Или это месть? Твоя маленькая месть человечеству? Человечеству, которому проще было объявить тебя безумцем, лишить свободы, которое отреклось от тебя, обрекло на голодную смерть? — но увидев взгляд Антона, Смерть осекся — Я пять лет кормлю тебя, Антон — продолжил он, присев — и все пять лет удивляюсь тому, что ты их любишь. Не смотря ни на что.
День второй.
Меньшее зло
Bis emori est alterius arbitrio mori
(Дважды мертв погибший по чужой воле) лат.
Недаром говорят, что злая судьба — индейка! Ибо другого объяснения тому, что его озарило как раз на том перекрестке, где вчера он спас девушку, не было. Снова прохожие, снова ленивый взгляд по сторонам… Правда, ничего интересного на улице не было, и Антон шел, погруженный в свои мысли. Когда его озарило, он не сразу заметил нужного человека. На этот раз жертвой был парень, но, слава богу, здесь можно и не целоваться.
Антон подбежал к парню, который как раз начал переходить дорогу и просто-напросто дернул парня на себя, ухватив за капюшон толстовки, и тот, потеряв равновесие, покатился по земле в сторону от дороги, как и было задумано. Был только один минус — парень, падая, громко вскрикнул и взмахнул рукой. Его приятель, шедший рядом, услышав крик, рефлекторно отшатнулся, и получив по шеям наотмашь от друга, упал прямо на проезжую часть. И тоже вскрикнул. В последний раз в жизни.
Страница
1 из 3
1 из 3
