Добавить в моё избранное
6 мин, 28 сек 4452
Главное спокойствие и без паники… И вот я заперт, бессилен что-либо изменить и выбраться наружу самостоятельно, остается лишь неспеша подгонять тех, кто ближе к выходу и довольствоваться теми крупицами, глоточками воздуха, что доходят до меня сквозь мизерные щели между телами и стенами лаза. Но и эти случайные тоннельчики, воздушные крохи уже бывают кем-то вдохнутыми и выдохнутыми. Поэтому кислорода почти не остается. Однако я знаю, что главное не запаниковать, иначе расход кислорода и мой, и остальных резко увеличится. Ещё важно, чтобы никто не потерял сознание, иначе своим телом перекроет путь к спасению остальным, тем кто ползет за ним, ведь вытолкнуть его не будет возможности. К тому же мы задохнемся раньше, чем сделаем это. Поэтому каждый своим ходом должен выбираться и никакой паники. Несмотря на самовнушения и здравый смысл мною овладевают паника и страх полностью зависеть от других людей, ведь если замкнет хоть одного из этой цепочки… и я не могу ничего с этим поделать. И даже черви в руках и под ногтями, раздавленные мною, не занимают мой ум, я не обращаю на эту мерзость никакого внимания… Зачем мы только туда полезли? Я начинаю задыхаться в чужой могиле и уже не могу дышать… От страха умереть я проснулся. Потому что мне кажется, что если я не проснусь во-время, то обязательно умру во сне.
Я молчал, но посмотрев в моё лицо он вдруг одернулся и будто успокаивая меня продолжил уже тараторя.
— Но ты не бойся, она не всегда страшная приходит, иногда добрая и даже ласковая… Вот однажды будто на поле из одуванчиков я лежу, я так уже лет двадцать не бывал на природе, всё боялся то клещей, то ещё чего… А тут лежу, и так хорошо мне, тепло и уютно, благодать разливается по рукам и ногам, в голове будто музыка красоты необыкновенной и сам я словно бабочкой легкой по ветру носимой порхая вылетаю из тела, которое в блаженстве раскинулось привольно на лугу… Красота и никакого страха… Я будто одновременно и из тела наблюдаю за этим и будто бабочкой на всё смотрю… Тогда мне было очень хорошо. Но я испугался чего-то, наверное испугался нового состояния «небояться». Страх свободы и смелости… И я перестал видеть и чувствовать как бабочка, вернулся в себя, а ведь было это так близко, мог улететь… — С некоторым оттенком жалости о несбывшемся он это произнес, будто потерял и упустил что-то важное в жизни. Даже я его тогда искренне пожалел… — Нет, не всегда и не для всех она страшная, она бывает и ласковая. — Кто «ОНА» уточнять я не стал, это было итак ясно…
Федор умер примерно через месяц после нашего с ним разговора. В свои сорок с небольшим лет, в прекрасной физической форме. Врачи констатировали время смерти между 3.00 и 3.30. Хотя кому это теперь было важно. Гораздо более важным было то… что мы все ходили на покойника смотреть и улыбались, радуясь за него. Счастье, успокоение и благоденствие читались на его лице… Я никогда не видел ничего подобного и видимо уже никогда и не увижу. Лицо взрослого мужчины с выражением, будто счастливо спящего ребенка у груди матери. Вот так он не смог вовремя выпрыгнуть из сна, или попросту и не захотел. «ОНА» пришла к нему, и, освободив от страхов, сделала действительно счастливым.
Я молчал, но посмотрев в моё лицо он вдруг одернулся и будто успокаивая меня продолжил уже тараторя.
— Но ты не бойся, она не всегда страшная приходит, иногда добрая и даже ласковая… Вот однажды будто на поле из одуванчиков я лежу, я так уже лет двадцать не бывал на природе, всё боялся то клещей, то ещё чего… А тут лежу, и так хорошо мне, тепло и уютно, благодать разливается по рукам и ногам, в голове будто музыка красоты необыкновенной и сам я словно бабочкой легкой по ветру носимой порхая вылетаю из тела, которое в блаженстве раскинулось привольно на лугу… Красота и никакого страха… Я будто одновременно и из тела наблюдаю за этим и будто бабочкой на всё смотрю… Тогда мне было очень хорошо. Но я испугался чего-то, наверное испугался нового состояния «небояться». Страх свободы и смелости… И я перестал видеть и чувствовать как бабочка, вернулся в себя, а ведь было это так близко, мог улететь… — С некоторым оттенком жалости о несбывшемся он это произнес, будто потерял и упустил что-то важное в жизни. Даже я его тогда искренне пожалел… — Нет, не всегда и не для всех она страшная, она бывает и ласковая. — Кто «ОНА» уточнять я не стал, это было итак ясно…
Федор умер примерно через месяц после нашего с ним разговора. В свои сорок с небольшим лет, в прекрасной физической форме. Врачи констатировали время смерти между 3.00 и 3.30. Хотя кому это теперь было важно. Гораздо более важным было то… что мы все ходили на покойника смотреть и улыбались, радуясь за него. Счастье, успокоение и благоденствие читались на его лице… Я никогда не видел ничего подобного и видимо уже никогда и не увижу. Лицо взрослого мужчины с выражением, будто счастливо спящего ребенка у груди матери. Вот так он не смог вовремя выпрыгнуть из сна, или попросту и не захотел. «ОНА» пришла к нему, и, освободив от страхов, сделала действительно счастливым.
Страница
2 из 2
2 из 2
