Добавить в моё избранное
5 мин, 59 сек 19614
Анна никогда так неистово его не сжимала. Хотя ему, наверное, просто показалось.
Виктор погладил девушку и тоже приобнял.
Её дрожь не утихала, наоборот, становилась все безудержнее. Ладони зашарили по его спине страстно, судорожно, больно впиваясь остро отточенными ногтями. Это даже несколько взбудоражило Виктора. «Ах ты, пострелёныш, ах ты, скромница»…— подумал он, но ничего не сделал, чтобы остановить её. Анна быстро заставила его позабыть обо всём на свете.
Анна всё еще сидела у костра. Ночь не казалась холодной, но Анна всё же куталась в одеяло, скорее всего, от страха.
Силуэт Виктора затерялся, шаги смолкли скоро.
Анна отыскала на земле недопитую бутылку вина, открыла её и отхлебнула прямо с горлышка. Дрожь немного унялась. Анна осушила все до дна. Голова пошла кругом, но стало спокойнее.
Снова потянуло на сон. Анна еще пыталась сопротивляться, но глаза упорно закрывались.
Анна поднялась, пошатываясь, добралась до палатки и рухнула, вконец ослабев. Как сладко всё-таки засыпать, когда ты весь охвачен дремой.
Но спать не пришлось — Виктор возвратился, влез в палатку, засмеялся. Засмеялся как-то жутко, неестественно. Хотя это ей, наверное, показалось. Анну прямо ломало всю: спать, спать, спать.
Но Виктор стал гладить её, потирать, мять.
— Ах, оставь, я так устала… — с трудом произнесла Анна, но он был настойчив, повернул к себе спиной и влез под одеяло.
Сквозь сон Анна ощущала его возню, но остановить не могла: тело будто отрешилось от нее и совсем не слушалось.
«Да всё равно, делай что хочешь, только дай поспать», — как вязкая масса стекла у неё из мозга в небытие, но Виктор сделал ей больно, буквально разорвав пополам. Анна вскрикнула, дернулась, и сон окончательно покинул её.
— Ты! — только вымолвила она и попыталась освободиться, но Виктор недюжинной хваткой сдавил её, зажал руки и тело, продолжая вклиниваться в неё своим огромным раскаленным естеством.
Анна стала кричать, вырываться; Виктор — хрипеть, сопеть и делать своё дело. Беспощадно, не считаясь ни с чем.
Вскоре её крики и стоны превратились в один неиссякаемый вой.
Анна уже рыдала и проклинала всё и вся.
Виктор дико гоготал, не разжимая своих объятий.
И только когда она, обессиленная и истощенная, обмякла, — всё прекратилось. Мир погрузился во тьму…
Когда Анна открыла глаза, было еще темно. Сколько времени прошло — неизвестно.
Обернулась — никого. Значит, куда-то вышел.
— Негодяй, ублюдок! Ублюдок! — так и выплюнула Виктору в лицо, как только он влез в палатку.
— Ты что?— ничего не понимая, опешил Виктор.
— Еще спрашиваешь? Мразь! Сволочь! — заколотила Анна по нему кулаками.
Виктор, подумав, что от страха, что он так долго не возвращался, с ней случилась истерика, попытался её унять:
— Ты ведь сама ушла. Ну это… по нужде…
— Какой нужде! Ты что меня совсем за дуру принимаешь?! — набросилась Анна на него с новой силой.
— Погоди, погоди! — попытался Виктор остановить её, но Анна, как с цепи сорвалась: царапалась, рвала на нем рубаху и заливалась слезами.
Вдруг среди этого бедлама откуда-то снаружи громко раздалось:
— Ну как, мой пострелёныш, сладкая ночь, а?!
И вслед за этим безумный, нечеловеческий смех обрушился на них, пронзив холодным ужасом с головы до ног.
Виктор погладил девушку и тоже приобнял.
Её дрожь не утихала, наоборот, становилась все безудержнее. Ладони зашарили по его спине страстно, судорожно, больно впиваясь остро отточенными ногтями. Это даже несколько взбудоражило Виктора. «Ах ты, пострелёныш, ах ты, скромница»…— подумал он, но ничего не сделал, чтобы остановить её. Анна быстро заставила его позабыть обо всём на свете.
Анна всё еще сидела у костра. Ночь не казалась холодной, но Анна всё же куталась в одеяло, скорее всего, от страха.
Силуэт Виктора затерялся, шаги смолкли скоро.
Анна отыскала на земле недопитую бутылку вина, открыла её и отхлебнула прямо с горлышка. Дрожь немного унялась. Анна осушила все до дна. Голова пошла кругом, но стало спокойнее.
Снова потянуло на сон. Анна еще пыталась сопротивляться, но глаза упорно закрывались.
Анна поднялась, пошатываясь, добралась до палатки и рухнула, вконец ослабев. Как сладко всё-таки засыпать, когда ты весь охвачен дремой.
Но спать не пришлось — Виктор возвратился, влез в палатку, засмеялся. Засмеялся как-то жутко, неестественно. Хотя это ей, наверное, показалось. Анну прямо ломало всю: спать, спать, спать.
Но Виктор стал гладить её, потирать, мять.
— Ах, оставь, я так устала… — с трудом произнесла Анна, но он был настойчив, повернул к себе спиной и влез под одеяло.
Сквозь сон Анна ощущала его возню, но остановить не могла: тело будто отрешилось от нее и совсем не слушалось.
«Да всё равно, делай что хочешь, только дай поспать», — как вязкая масса стекла у неё из мозга в небытие, но Виктор сделал ей больно, буквально разорвав пополам. Анна вскрикнула, дернулась, и сон окончательно покинул её.
— Ты! — только вымолвила она и попыталась освободиться, но Виктор недюжинной хваткой сдавил её, зажал руки и тело, продолжая вклиниваться в неё своим огромным раскаленным естеством.
Анна стала кричать, вырываться; Виктор — хрипеть, сопеть и делать своё дело. Беспощадно, не считаясь ни с чем.
Вскоре её крики и стоны превратились в один неиссякаемый вой.
Анна уже рыдала и проклинала всё и вся.
Виктор дико гоготал, не разжимая своих объятий.
И только когда она, обессиленная и истощенная, обмякла, — всё прекратилось. Мир погрузился во тьму…
Когда Анна открыла глаза, было еще темно. Сколько времени прошло — неизвестно.
Обернулась — никого. Значит, куда-то вышел.
— Негодяй, ублюдок! Ублюдок! — так и выплюнула Виктору в лицо, как только он влез в палатку.
— Ты что?— ничего не понимая, опешил Виктор.
— Еще спрашиваешь? Мразь! Сволочь! — заколотила Анна по нему кулаками.
Виктор, подумав, что от страха, что он так долго не возвращался, с ней случилась истерика, попытался её унять:
— Ты ведь сама ушла. Ну это… по нужде…
— Какой нужде! Ты что меня совсем за дуру принимаешь?! — набросилась Анна на него с новой силой.
— Погоди, погоди! — попытался Виктор остановить её, но Анна, как с цепи сорвалась: царапалась, рвала на нем рубаху и заливалась слезами.
Вдруг среди этого бедлама откуда-то снаружи громко раздалось:
— Ну как, мой пострелёныш, сладкая ночь, а?!
И вслед за этим безумный, нечеловеческий смех обрушился на них, пронзив холодным ужасом с головы до ног.
Страница
2 из 2
2 из 2
