Ангел с гитарой

Вот и «выстрелили» гены извечных бродяг. Меня вновь стала засасывать трясина вечной тусовки, вольницы, безответственности. Даже знакомство с малышкой Никой, которое, казалось бы, должно было в корне изменить мою судьбу, ничего не изменило.

Вот так, в угаре, и прошли последние десять лет моей земной жизни. Да, в кругу верных друзей и, можно сказать, почитателей и учеников. Да, рядом с любящей женщиной. Но близкие мне люди — мама, отец, бабушка, Михална и Петрович и даже братья — всё больше отдалялись, и у меня иногда складывалось впечатление, что они брезгуют мною. А ведь я так хотел, чтобы мною гордились! Когда я видел, как дед с гордостью упоминает про отца, как отец почтительно и восторженно рассказывает о деде или радуется успехам Вовы, меня пробирала дрожь. В такие моменты приходило просветление, вспоминались слова моего любимого литературного персонажа Остапа Бендера «Мне тридцать три года, а что я сделал?». Ответа не было. Не было! Тогда не было…

В ночь на третье мая две тысячи двенадцатого года я погиб. Погиб по глупости, точнее, по пьяни. Наверное, всё к этому шло. И, наверное, так даже лучше. Лучше для всех, и, в первую очередь, для меня. Что меня ждало впереди? В лучшем случае больничная койка в онкодиспансере и жуткая мучительная смерть от цирроза печени, но в окружении скорбящих родственников и друзей. В худшем — не менее мучительная смерть под забором от отравления палёной водкой. А так — раз и всё! Падение с высоты в шесть метров занимает всего семь десятых секунды. Ты даже испугаться не успел, и… Но, как ни странно, именно тогда, умерев, я и понял «кто я».

Я смотрел из Небытия на суету с похоронами: на совершенно потерявшуюся маму и растерянного Петровича, на беспрерывно рыдающих бабушку и Михалну, на сжатых в пружину и не проронивших ни единой слезинки отца и Вовку, носящихся по всему городу, на одеревеневших от горя друзей отца, ставших когда-то для меня старшими друзьями и учителями, и на … десятки и десятки рыдающих в голос или стонущих сквозь зубы друзей, знакомых и даже незнакомых людей в возрасте от пятнадцати до тридцати пяти. Оттуда же, из Небытия, я смотрел, как поминал Майдан некоего Змея (а ведь многие даже не знали моего настоящего имени!), как летели охапки цветов в тот злосчастный тоннель, как даже патрульные менты, узнав о причине, не разгоняли голосящую толпу…

И вот я здесь, в Вирае (так всё-таки роднее), и ищу, ищу, ищу ответы. Мог ли я прожить по-другому? При благоприятном стечении обстоятельств, конечно, мог! Стоит ли мне искать виновных в своих невзгодах? Нет, пожалуй, не стоит. Они, те, кто виноват, люди умные, сами себя простить не могут. Уж я-то знаю! А могу ли я считать прожитую жизнь пустой и бездарной? Хочется думать, что нет. Ведь, оказывается, обо мне помнят…

Здесь нет Времени. Здесь нет друзей, нет семей. Ничего, только одиночество… И только вопросы, вопросы, вопросы… К самому себе…

Может, именно в этом проявляются муки Ада?

г. Киев, 2016 год

Выламывая рёбра от любви,

Осенняя погода правит бал

Внутри меня.

Смотри, мой друг, смотри:

Как ангел серый с крыши вдруг упал

Сложил он крылья добровольно, сам.

С усмешкой горькой в небо поглядел,

«До новой встречи» — тихо прошептал…

И камнем вниз, не вверх, слетел

И расплескался он по мостовой,

Фонтаном мыслей, радостей и бед

Победами, движением вперёд!

Стекал с дождём весь этот бред

Туда, в пустое ничего,

Куда стечёт и наша жизнь,

Когда твой ангел вниз взлетит!

Держись пока, пока держись…