Дарк-сити

— «Любви все возрасты покорны» -Великий Пушкин так сказал.

И эту истинную правду ещё никто не отрицал». — продекламировали я и Мари хором.

— Мысль! Великое слово! Что же и составляет величие человека, как не мысль?— ответил Пушкин и опять принялся писать и чёркать.

Напротив нас сидели двое лётчиков, Экзюпери был в авиаторском шлеме, а Хемингуэй в пилотке. Последний то и дело выкрикивал в разговоре: «Я Лётчик!»

— Слова только мешают понимать друг друга!-Каждый раз отвечал ему Экзюпери и качал головой, а Маленькие Принцы в его глазах танцевали тарантеллу.

— Пилоты и писатели просто живут моментом!— сказали мы и приподняли свои шляпы в знак уважения. Эрнест в ответ поднял бокал над головой и осушил его до дна, а Антуан помахал нам маринованной макрелью.

О чём говорили в слабо освещённом углу залы Фрейд и Ленин, мы не слышали. Ленин лежал на кушетке и созерцал карту звёздного неба, изображённую на потолке, и что-то говорил доктору. Мы встали, чтобы сделать кружок по комнате, и к нам присоединился Фрейд. Мы обсуждали первопричины психических расстройств и преимущества психоанализа над медикаментозным лечением. Мы остановились возле пианино и Эйнштейн спросил:

— Вот вопрос, который ставит меня в тупик: «Сумасшедший я или все остальные?»

— Позволю себе ответить на ваш вопрос, — начала я. — Ответить — можно лишь обозначив понятие «норма» или «сумасшествие». Можно предположить, что не сумасшедшим является тот, кто живёт, не противореча общепризнанным моральным нормам, логике и Библии. Тогда сумасшедший тот, кто, живя, все эти законы и нормы нарушает. Исключая, конечно, то, что нельзя остаться непогрешимым. Выходит, что всё-таки представления о нормах и сумасшествии столь размыты, что отвечать на ваш вопрос не представляется возможности.

Вдруг раздался пронзительный крик ворона. Все оглянулись и увидели Эдгара По, на плече у него сидела чёрная птица.

— Господа,

Ворон каркнул: «Рассвет»

Пора было прощаться, мы тепло обнялись и пожали друг другу руки, пообещав снова встретиться.

— Верной дорогой идете, товарищи, — к нам подскочил. хитро щурясь Ленин, и вложил мне в руки белый конверт.

— Что это?

— До встречи!До встречи! — гулким эхом раздались его слова, нам пора было уходить.

Мы покинули Отель Веселой Науки. До станции, где стоял наш поезд, меня и мисс Мари опять провожал мистер Алан По. В предрассветный час Дарк-Сити был настолько мрачен, что, казалось, будто мы парим в пустоте, лишь оранжевый свет керосинового фонаря освещал брусчатку под ногами. Едва мы взошли на ступеньки вагона, как поезд издал протяжный гудок и в ту же секунду тронулся. Мы провожали долгим взглядом удаляющийся перрон, где растаяли в тумане мерцающий фонарь, силуэты Гостей и башни Темного города.

Я вскрыла конверт и мисс Мари, заглядывая мне через плечо, прочла вслух:

— Отель Дю Ботрей.

Мы сидели в купе и пили чай. Пахло липовым медом.