Я мёртв. Говоря точнее, убит. Небольшое, но необходимое уточнение, ведь одно дело — уйти из жизни совершенно самостоятельно, и совсем другое — когда тебе кто-то настойчиво помогает. Впрочем, итог в любом случае один, как ни крути.
6 мин, 38 сек 10905
Из-за чего меня убили? Как бы это сказать… Вот если бы меня убили из-за денег или чего-то в этом духе, я был бы, возможно, даже благодарен убийце (кто сказал, что здесь хуже, чем в жизни… Итак, меня убили из-за осуществления желания быть вместе с другим человеком. Может быть, кто-то и сможет понять мою смерть, но это буду точно не я.
Тот учебный год начался для меня довольно поздно — в середине октября. Мои родители наконец-то собрались переезжать в другой город, к бабушке, и послали меня вперёд, осваиваться и приступать к учёбе. Я очень хорошо помню тот день, первый день в новой школе. В глаза бросались отличия, впоследствии показавшиеся мне незначительными: другие доски, парты, планировка. Новый класс по поводу моего появления не выказал никаких эмоций, по крайней мере открыто. Самые активные девчонки сразу со мной познакомились, и на этом интерес ко мне почти полностью иссяк. Только на переменах, когда все шли или курить, или к друзьям из параллельных классов, я сидел за партой и ловил на себе косые взгляды. Мне казалось, я слышал мысли одноклассников: 'Чего он сидит? Не надоело?'
Первые дни я очень нервничал, хотя умом и понимал, что мне абсолютно не о чем беспокоиться: по школьной программе я опережаю класс на месяц, а отношения с одноклассниками складывались нормальные. То есть, я изредка перебрасывался с кем-нибудь парой фраз на перемене. Зато каждый раз после школы пробивала такая дрожь, что всё валилось из рук. Успокаивался я только после выкуренной сигареты. Именно благодаря этой пагубной привычке и началось моё сближение с классом.
Разумеется, я не был каким-то уж очень испорченным ребёнком, просто верил, что сигарета может меня успокоить. К тому же курение в какой-то мере делало меня взрослее, и не только в моих собственных глазах. На этом моя 'продвинутость' не ограничивалась: было время, когда я употреблял и наркотики. Но нашёл в себе силы вовремя остановиться, и сейчас стараюсь не вспоминать об этом.
В общем, я понемногу вливался в жизнь моего класса. Памятуя о том, что мужская ревность — страшная штука, в первое время старался поменьше общаться с 'занятыми' девчонками. Один, в чужом городе, пусть и с кое-каким 'боевым опытом', я вряд ли смог бы доказать ревнивому здоровяку со товарищи, что просто мило беседовал с его подружкой. Но все подобные мысли были забыты, когда я увидел Её.
Не буду и пытаться дать подробное описание этой замечательной девчонки, так как не думаю, что хватит слов, настолько прекрасной она мне показалась. Она… Пока я был жив, считал её совершенной. Теперь, когда, кроме мыслей, у меня не осталось совершенно ничего, я по-иному осмысливаю прошлое. Нет, никаких высоких фраз типа 'вселенского успокоения' или 'загробного всепрощения'. Мне просто на всё плевать. Хотя покой этот и не похож на покой, доступный при жизни, я, кажется, мало изменился. Но, кувыркаясь в нематериальном безвременьи, в покое и безмятежности, я почему-то всё равно хочу разобраться в случившемся.
Всё — от первой встречи наших взглядов до последнего удара сердец — произошло буквально за пару часов. Если я захочу — смогу вспомнить любую мелочь, всё, что чувствовал при жизни: звуки, образы, ощущения, запахи. После смерти человеческое 'я' не ограничено возможностями мозга, и можно охватить всю свою жизнь. И, не будь мне всё равно, я устыдился бы своей так глупо прожитой жизни. Так мало увидено, услышано, прочитано, что не о чем вспоминать. Конечно, скуки нет. Нет даже ничего, что могло бы быть на неё похожим. В принципе, здесь вообще ничего нет. Это при жизни 'материя первична, сознание вторично', а после… А после — сознание и первично, и вторично, и…
Похоже, здесь нет даже пространства. Я не чувствую никаких раздражителей, ни внешних, ни внутренних. Это и похоже, и непохоже на последние секунды моей жизни — неопределённость определённости, порядок хаоса, бесконечность конечного. Я бы давно запутался, спятил, но не могу.
Покой не даёт сойти с ума.
А в минуты, когда мы были вместе, я не знал покоя. И сходил с ума. Мы танцевали, пили, снова танцевали, целуясь. То была далеко не первая моя дискотека, но первая, на которой мне было так хорошо. Только странный взгляд какого-то парня, стоящего в другом конце танцпола, смутил меня. Но я отвёл глаза и тут же забыл о нём, погрузившись в Её объятия.
Сколько я смог бы сделать, воскресни сейчас, с моими теперешними колоссальными возможностями! Да я лишил бы работы миллионы компьютеров, сделал библиотеки и архивы совершенно ненужными. Но я здесь, и в меня непрерывным потоком входит покой. Он захлестывает, обтекает, обнимает. Мне всё больше плевать даже на своё 'я'…
Максимум, на что я рассчитывал — это проводить Её после дискотеки, поцеловать и надеяться на повторную встречу. Но то, что случилось, превзошло все мои ожидания. После очередного танца, во время которого мы особенно страстно прижимались друг к другу (о, какое у неё восхитительное тело!
Тот учебный год начался для меня довольно поздно — в середине октября. Мои родители наконец-то собрались переезжать в другой город, к бабушке, и послали меня вперёд, осваиваться и приступать к учёбе. Я очень хорошо помню тот день, первый день в новой школе. В глаза бросались отличия, впоследствии показавшиеся мне незначительными: другие доски, парты, планировка. Новый класс по поводу моего появления не выказал никаких эмоций, по крайней мере открыто. Самые активные девчонки сразу со мной познакомились, и на этом интерес ко мне почти полностью иссяк. Только на переменах, когда все шли или курить, или к друзьям из параллельных классов, я сидел за партой и ловил на себе косые взгляды. Мне казалось, я слышал мысли одноклассников: 'Чего он сидит? Не надоело?'
Первые дни я очень нервничал, хотя умом и понимал, что мне абсолютно не о чем беспокоиться: по школьной программе я опережаю класс на месяц, а отношения с одноклассниками складывались нормальные. То есть, я изредка перебрасывался с кем-нибудь парой фраз на перемене. Зато каждый раз после школы пробивала такая дрожь, что всё валилось из рук. Успокаивался я только после выкуренной сигареты. Именно благодаря этой пагубной привычке и началось моё сближение с классом.
Разумеется, я не был каким-то уж очень испорченным ребёнком, просто верил, что сигарета может меня успокоить. К тому же курение в какой-то мере делало меня взрослее, и не только в моих собственных глазах. На этом моя 'продвинутость' не ограничивалась: было время, когда я употреблял и наркотики. Но нашёл в себе силы вовремя остановиться, и сейчас стараюсь не вспоминать об этом.
В общем, я понемногу вливался в жизнь моего класса. Памятуя о том, что мужская ревность — страшная штука, в первое время старался поменьше общаться с 'занятыми' девчонками. Один, в чужом городе, пусть и с кое-каким 'боевым опытом', я вряд ли смог бы доказать ревнивому здоровяку со товарищи, что просто мило беседовал с его подружкой. Но все подобные мысли были забыты, когда я увидел Её.
Не буду и пытаться дать подробное описание этой замечательной девчонки, так как не думаю, что хватит слов, настолько прекрасной она мне показалась. Она… Пока я был жив, считал её совершенной. Теперь, когда, кроме мыслей, у меня не осталось совершенно ничего, я по-иному осмысливаю прошлое. Нет, никаких высоких фраз типа 'вселенского успокоения' или 'загробного всепрощения'. Мне просто на всё плевать. Хотя покой этот и не похож на покой, доступный при жизни, я, кажется, мало изменился. Но, кувыркаясь в нематериальном безвременьи, в покое и безмятежности, я почему-то всё равно хочу разобраться в случившемся.
Всё — от первой встречи наших взглядов до последнего удара сердец — произошло буквально за пару часов. Если я захочу — смогу вспомнить любую мелочь, всё, что чувствовал при жизни: звуки, образы, ощущения, запахи. После смерти человеческое 'я' не ограничено возможностями мозга, и можно охватить всю свою жизнь. И, не будь мне всё равно, я устыдился бы своей так глупо прожитой жизни. Так мало увидено, услышано, прочитано, что не о чем вспоминать. Конечно, скуки нет. Нет даже ничего, что могло бы быть на неё похожим. В принципе, здесь вообще ничего нет. Это при жизни 'материя первична, сознание вторично', а после… А после — сознание и первично, и вторично, и…
Похоже, здесь нет даже пространства. Я не чувствую никаких раздражителей, ни внешних, ни внутренних. Это и похоже, и непохоже на последние секунды моей жизни — неопределённость определённости, порядок хаоса, бесконечность конечного. Я бы давно запутался, спятил, но не могу.
Покой не даёт сойти с ума.
А в минуты, когда мы были вместе, я не знал покоя. И сходил с ума. Мы танцевали, пили, снова танцевали, целуясь. То была далеко не первая моя дискотека, но первая, на которой мне было так хорошо. Только странный взгляд какого-то парня, стоящего в другом конце танцпола, смутил меня. Но я отвёл глаза и тут же забыл о нём, погрузившись в Её объятия.
Сколько я смог бы сделать, воскресни сейчас, с моими теперешними колоссальными возможностями! Да я лишил бы работы миллионы компьютеров, сделал библиотеки и архивы совершенно ненужными. Но я здесь, и в меня непрерывным потоком входит покой. Он захлестывает, обтекает, обнимает. Мне всё больше плевать даже на своё 'я'…
Максимум, на что я рассчитывал — это проводить Её после дискотеки, поцеловать и надеяться на повторную встречу. Но то, что случилось, превзошло все мои ожидания. После очередного танца, во время которого мы особенно страстно прижимались друг к другу (о, какое у неё восхитительное тело!
Страница
1 из 2
1 из 2