Жанна и я

— Я пришла менять покрывала в комнатах на галерее…

— Я не имел ввиду сей же момент, я имел ввиду в принципе поменяй покрывала, да черт возьми, неужели нужно из-за этого будить меня!

— Умоляю вас, вставайте, Жанне плохо, я меняла покрывала и нашла ее в одной из комнат на полу!

Лицо служанки маячило в темноте белым пятном при единственной свече без подсвечника, за которую она держалась двумя руками, как будто бы именно свеча была залогом спасения Жанны.

Мы прибежали в ту же самую комнату, в которой вечером ругались. Подруга Алана лежала на полу в очень неестественной позе, а бездвижное лицо было искажено гримасой боли.

Я сел на пол рядом с ней. Сердце билось, но как-то неуверенно. Работало, как наемный конюх под конец недели. Причина ее состояния была мне неясна.

— Нож из кухни принеси! — Резко бросил я Гертруде.

Она неуверенно порылась в складках платья и вытащила оттуда кинжал.

Я надрезал кончик пальца Жанны и попробовал кровь.

Не обращая внимания на застывшую в ужасе служанку, я задумался, анализируя состав крови.

Френк, помоги. Присутствует агент, который я не могу классифицировать

И не удивительно. Такого ты не употреблял даже когда был заинтересован в употреблении. Соляная кислота.

Значит вот, что означала стена, и линия, превратившаяся в точку.

— Она выпила первое попавшееся из моих оронтейнских химикатов. Но как она нашла тайник в библиотеке?!

— Не знаю. — Озадаченно ответила Гертруда, хотя обращался я не к ней. — Как вы говорите? Оронтейнские? Это пузырьки и бутылочки, что вам на прошлой неделе привезли?

— Да. — Я приложил руки к груди и лбу Жанны и пытался связать уже давно замеченный у нее знак смерти и то, что видел перед собой — означало ли это, что она фактически умерла от моей руки? Или нет? Если нет, то у нее был шанс.

— Так вы же одну бутылку дали мне — сказали, это разбавлять и ведра чистить! Мы с Жанночкой как раз третьего дня этой гадостью-то ведра и обливали.

— О Боже! — Я страшно уставился на служанку, а она, все медленно понимая, зарыдала в голос.

Если она хряпнула всю бутылку, то привет семье. Я не чувствовал в себе никаких сил нейтрализовывать такой сильный яд в человеческом организме, когда он уже практически одной ногой в могиле.

Алана казню. Публично. Чтобы другим неповадно было.

А потом сам повешусь. Но это уже тайно. Чтобы, значит, не сильно радовались.

Оба тела велю сжечь вместе, а прах развеять по отдельности. Чтобы он шел своей дорогой, а я своей, и чтобы ни моим врагам, ни его любовницам несподручно было плясать на наших могилах. Ну вот, вроде обо всем позаботился…

— Иди, буди Литтирена.

Гертруда ушла со своей свечой, причитая, и проливая везде воск.

— Женщина или ребенок? — Вдруг услышал я голос Френка.

— Что?

— Канал открылся только для одной души.

— Плоду восемь недель, старик! Если мы пропустим душу ребенка, я что ли его должен донашивать?!

— Зачем его донашивать-то, он уже достаточно сформировался для независимой жизни! Знаешь, какой период вынашивания плода у нас? На ваше время? Тридцать шесть секунд. А тут целых… Мой друг задумался, переводя восемь недель в секунды.

Я оставил его за этим занятием и с новой надеждой стал наполнять Жанну своей энергией. Сердце ребенка перестало биться сразу же после этого.