Четыре тэнгу

Они где-то рядом. Смывают кровь, приводят себя в порядок…

Баня. Там, где паломники совершают омовение перед поклонением.

Суэдэй зашагал к бане.

Они хотели похитить… кого? Осаяко. Унести ее в паланкине во время шествия. И убить. Меня. А убили моего брата. А Осаяко. Убила себя.

Я знаю кто они — тэнгу.

Судэй остановился пред баней. Замер как оглушенный, потому что понял, кто послал тэнгу убить его.

Господин. Глава клана. Глава семьи.

Судэй понял, что он действительно мертвец. Призрак живой по недосмотру. Дело времени…

Потому, что даже руку нельзя поднять на господина. И обнажить в его доме меч. Жизнь вассала принадлежит господину.

И вот, господин уже забрал ее. Господин полагает, что Судэй не должен жить.

Собственно, теперь осталось только сесть прямо здесь и больше не медля, вскрыть себе живот. Другого выхода из этого невыносимого положения нет…

Может быть господину будет стыдно…

Неприличная ярость душила Судэя. Он хотел убивать. Убивать себя он не хотел.

Двери бани развдинулись и зонтом вперед, из нее вышла младшая сестра господина, в сопровождении двух вассалов.

Судэй оглушенный неизбежностью самоубийства, в ярости смотрел на нее, понимая, как глубоко оказался прав.

— Госпожа Сино, — прорычал Судэй.

— Судэй? — произнесла госпожа Сино, поднимая зонт над головой. — А кого убили мы?

— Моего брата.

— Ах, я так плохо его знала и так давно в последний раз видела. Прошу, прости меня, Судэй.

Судэй рыдающе засмеялся.

— Как я могу в чем-то обвинять сестру моего господина?

— Я хотела бы, чтобы все произошло иначе, но Саяко-тян, такая красивая, такая гордая… Я любила ее. Теперь, я только надеюсь что мой господин брат, искренне поймет пределы человеческого смирения. Есть пределы, которые нельзя преступать, не теряя желаемое.

— А вы, госпожа Сино?

— Да, Судэй?

— Вы что-то поняли, госпожа?

— Я, дорогой вассал, такой же инструмент, как и ты. Я должна быть полезной. Кто-то же должен утрясать его любовные дела, особенно, после того как он женился. Прощайте господин Цукадахура, надеюсь, вы знаете, что должны сделать? Я помолюсь за вас. Верных супругов, будды соединяют в блаженном краю. Я знаю — именно этого она хотела. Простите.

Она поклонилась и прошла мимо него. Прошла мимо, как призрак мертвой Осаяко, мертвой жены, даже запах такой же — ведь во времена дружбы они делились ароматами…

Кровь, сливающаяся в надпись «тэнгу», застывая в его памяти, превратилась в иероглиф «месть».

— Я знаю, чего Осаяко хотела, — выплюнул Судэй, и с треском отрубил руку ее вассалу.

Закипевшая в полутьме схватка слилась с бликами фонарей на взмахивающих мечах.

Прибывшие вскоре копейщики отогнали дважды задетого мечом Судэя, от изрубленных тел. Тесня преступника остриями, они выгнали его на мост и оттуда сбросили в воду.

Воины, отряженные в лодках на поиски, тело так и не нашли.

Семь человек были убиты в течение часа. Кровавую надпись в доме затоптали, а потом и замыли. Но те, кто успел ее увидеть — молились.

Глава клана, потрясенный гибелью сестры, организовал и оплатил похороны всех погибших, а затем отправился в горную обитель искать объяснений у святых людей.

В личных делах он с тех пор сильно переменился, что не могло не порадовать его жену…

Молва объяснила эти события любовной лихорадкой и резней на почве ревности. Даже поставили пьесу для театра кукол — «Ревнивый юрэй».

Пользовалась успехом.