Я шла, целиком и полностью погруженная в свои мысли. В наушниках попеременно надрывались то Хелависа, то Мартиэль, то Тэм с Йовин, то Скади. Размышления назвать веселыми можно было лишь с большой натяжкой…
7 мин, 4 сек 16758
Да и не пошла бы я болтаться по улицам с музыкой в ушах, если бы у меня было хорошее настроение. Не с чего ему быть хорошим. Звенящая пустота внутри. Никаких привязанностей и интересов. Как отрезало. Точнее, отрезала. Сама. Намеренно. Чтобы потом не было больнее. Все равно ведь придется. Так что уж лучше заранее отказаться и от дружбы с легким налетом влюбленности и от увлечения, грозящего перерасти в работу.
Разочарование, недовольство собой и уныние плавно перетекали в грозящую стать затяжной депрессию. И бродила я по улицам в поисках непонятно чего и непонятно зачем. Не слишком обращая внимание на происходящее вокруг. Поэтому когда голова взорвалась от леденящего душу вопля «Нет!», кто-то дернул меня назад, а перед носом на огромной скорости пронеслась машина, я, мягко говоря, выпала в осадок.
Оглянувшись назад, чтобы поблагодарить спасителя, я никого не обнаружила.
— Дела-а-а-а, — протянула я и, естественно, себя не услышала, поскольку музыка в ушах и не думала умолкать.
Я нащупала в кармане плеер и выключила его.
Интересная фигня творится, однако. Вопль был. Определенно. И слышала я его гораздо лучше, чем музыку. Вот если бы все было наоборот: вопль в наушниках, а музыка — вокруг… тогда еще понятно. А так… И кто дернул меня за шкирку, выдернув из-под колес?
Быстренько пробормотав про себя «Отче наш», еще в детстве ставший волшебным заклинанием от всяческой мистики/фантастики, я направилась в сторону дома. Хватит с меня приключений на сегодня.
В больничной палате стояли три кровати, но занята была всего одна. К телу (по-другому и не скажешь) была подключена куча разных трубочек, проводков и приборчиков. Оно не подавало никаких признаков жизни. Я села на одну из кроватей. Напротив висело зеркало, и я обнаружила, что не отражаюсь в нем. Отчего-то я знала, что так и должно быть. Мне тут вообще не положено быть материальной. Я посмотрела на свои руки, чтобы убедиться, что они бесплотные и практически прозрачные. Так и было.
— Ну ты меня и напугала сегодня! — раздалось со второй свободной кровати.
Я подняла глаза и увидела такого же полупрозрачного мальчишку лет десяти-одиннадцати.
— Я еле успел вмешаться! — голос у него был звонкий, явно взволнованный. — Решил даже тебе присниться сегодня, чтобы ты вела себя аккуратнее. Особенно, когда дорогу переходишь. Твоя преждевременная смерть в мои планы не входит.
— А ты вообще кто? — вот, значит, кто меня из-под колес вытащил.
— Я? — он озадаченно на меня уставился, как будто раньше ему этот вопрос в голову не приходил. — Да вот он я, — и он кивнул на кровать, где лежало тело.
— То есть? — такой поворот оказался для меня полной неожиданностью. Да и тело на кровати было явно постарше, чем сидящий передо мной бесплотный мальчишка.
— То и есть. Лежу в коме. Вижу сны. Точнее, один сон. Как мультики, только совсем-совсем настоящие. Про тебя.
— Ты хочешь сказать, что я тебе снюсь? — если бы меня пришибли пыльным мешком из-за угла, я бы и то себя лучше чувствовала. А теперь все это начинало попахивать явным бредом. Я сплю, и снится мне дух мальчика, утверждающий, что на самом-то деле это я ему снюсь, пока он в коме отлеживается. Впору устраивать марш-бросок до ближайшего дурдома. Там меня примут с распростертыми объятиями.
— Ага. Снишься. Я тебя выдумал, чтобы сознанию было за что уцепиться в этом мире. Так доктора моим родителям сказали. Они, конечно, не знают, что именно мне снится, но их приборы каким-то образом показывают, что мой мозг работает на полную катушку. Я поначалу часто слушал их разговоры. Они сказали, что пока мозг работает, я буду жить. Хотя из комы вряд ли выйду.
— Тааак, — я подозрительно посмотрела на тело, потом на мальчишку, — нестыковочка выходит, молодой человек. Вам на вид лет десять, не больше. А тому трупику, — я для наглядности встала, подошла к телу и придирчиво рассмотрела его со всех сторон, — не меньше тридцатника. Да и я на свете живу не первый десяток лет, чтобы тебе сниться.
На губах моего собеседника появилась совсем недетская ухмылочка.
— Ты мыслишь очень ограниченно. Не находишь ничего знакомого в моей манере говорить?
Мне стало как-то не по себе. Пора бы уже проснуться. Этот сон мне перестал нравиться.
Взгляд «мальчишки» стал жестче.
— Ничего, правда — она всегда поначалу не нравится. Потом привыкнешь.
Паршивец, он еще и мои мысли читает???
— Ты — плод моей фантазии, так что мне и читать-то ничего не надо. Так знаю. Короче, объясняю один единственный раз, как говорила твоя учительница пения, «для дубов». Я действительно попал в аварию, когда мне было одиннадцать. Врачи меня спасли, но в себя я так и не пришел. У меня была не слишком-то счастливая семья и… были, короче, разные проблемы. Сама понимаешь, — он пронзительно уставился на меня своими синющими глазами.
Разочарование, недовольство собой и уныние плавно перетекали в грозящую стать затяжной депрессию. И бродила я по улицам в поисках непонятно чего и непонятно зачем. Не слишком обращая внимание на происходящее вокруг. Поэтому когда голова взорвалась от леденящего душу вопля «Нет!», кто-то дернул меня назад, а перед носом на огромной скорости пронеслась машина, я, мягко говоря, выпала в осадок.
Оглянувшись назад, чтобы поблагодарить спасителя, я никого не обнаружила.
— Дела-а-а-а, — протянула я и, естественно, себя не услышала, поскольку музыка в ушах и не думала умолкать.
Я нащупала в кармане плеер и выключила его.
Интересная фигня творится, однако. Вопль был. Определенно. И слышала я его гораздо лучше, чем музыку. Вот если бы все было наоборот: вопль в наушниках, а музыка — вокруг… тогда еще понятно. А так… И кто дернул меня за шкирку, выдернув из-под колес?
Быстренько пробормотав про себя «Отче наш», еще в детстве ставший волшебным заклинанием от всяческой мистики/фантастики, я направилась в сторону дома. Хватит с меня приключений на сегодня.
В больничной палате стояли три кровати, но занята была всего одна. К телу (по-другому и не скажешь) была подключена куча разных трубочек, проводков и приборчиков. Оно не подавало никаких признаков жизни. Я села на одну из кроватей. Напротив висело зеркало, и я обнаружила, что не отражаюсь в нем. Отчего-то я знала, что так и должно быть. Мне тут вообще не положено быть материальной. Я посмотрела на свои руки, чтобы убедиться, что они бесплотные и практически прозрачные. Так и было.
— Ну ты меня и напугала сегодня! — раздалось со второй свободной кровати.
Я подняла глаза и увидела такого же полупрозрачного мальчишку лет десяти-одиннадцати.
— Я еле успел вмешаться! — голос у него был звонкий, явно взволнованный. — Решил даже тебе присниться сегодня, чтобы ты вела себя аккуратнее. Особенно, когда дорогу переходишь. Твоя преждевременная смерть в мои планы не входит.
— А ты вообще кто? — вот, значит, кто меня из-под колес вытащил.
— Я? — он озадаченно на меня уставился, как будто раньше ему этот вопрос в голову не приходил. — Да вот он я, — и он кивнул на кровать, где лежало тело.
— То есть? — такой поворот оказался для меня полной неожиданностью. Да и тело на кровати было явно постарше, чем сидящий передо мной бесплотный мальчишка.
— То и есть. Лежу в коме. Вижу сны. Точнее, один сон. Как мультики, только совсем-совсем настоящие. Про тебя.
— Ты хочешь сказать, что я тебе снюсь? — если бы меня пришибли пыльным мешком из-за угла, я бы и то себя лучше чувствовала. А теперь все это начинало попахивать явным бредом. Я сплю, и снится мне дух мальчика, утверждающий, что на самом-то деле это я ему снюсь, пока он в коме отлеживается. Впору устраивать марш-бросок до ближайшего дурдома. Там меня примут с распростертыми объятиями.
— Ага. Снишься. Я тебя выдумал, чтобы сознанию было за что уцепиться в этом мире. Так доктора моим родителям сказали. Они, конечно, не знают, что именно мне снится, но их приборы каким-то образом показывают, что мой мозг работает на полную катушку. Я поначалу часто слушал их разговоры. Они сказали, что пока мозг работает, я буду жить. Хотя из комы вряд ли выйду.
— Тааак, — я подозрительно посмотрела на тело, потом на мальчишку, — нестыковочка выходит, молодой человек. Вам на вид лет десять, не больше. А тому трупику, — я для наглядности встала, подошла к телу и придирчиво рассмотрела его со всех сторон, — не меньше тридцатника. Да и я на свете живу не первый десяток лет, чтобы тебе сниться.
На губах моего собеседника появилась совсем недетская ухмылочка.
— Ты мыслишь очень ограниченно. Не находишь ничего знакомого в моей манере говорить?
Мне стало как-то не по себе. Пора бы уже проснуться. Этот сон мне перестал нравиться.
Взгляд «мальчишки» стал жестче.
— Ничего, правда — она всегда поначалу не нравится. Потом привыкнешь.
Паршивец, он еще и мои мысли читает???
— Ты — плод моей фантазии, так что мне и читать-то ничего не надо. Так знаю. Короче, объясняю один единственный раз, как говорила твоя учительница пения, «для дубов». Я действительно попал в аварию, когда мне было одиннадцать. Врачи меня спасли, но в себя я так и не пришел. У меня была не слишком-то счастливая семья и… были, короче, разные проблемы. Сама понимаешь, — он пронзительно уставился на меня своими синющими глазами.
Страница
1 из 2
1 из 2