Люби меня до конца

Раньше ты писала стихи о смерти, теперь стала посвящать их мне. Но у меня всегда создавалось впечатление, что смерть ты все равно любишь больше, чем меня, а я для тебя всего лишь ее зримое воплощение. Никогда ты не просила меня инициировать тебя, сделать такой же, как я. Мне было жаль, что ты об этом не просишь. Я бы согласился. Я бы хотел провести рядом с тобой вечность. Зато я знал, что придет день, когда ты попросишь меня о смерти. И этот день настал — спустя ровно год, как мы с тобой познакомились.

До чего же тяжело мне далось это решение, ты себе не могла даже представить. За скупыми словами, за дурацкими шутками и лицом-каменной маской я спрятал свою запредельную боль, которую мне причиняло сознание того, что я должен сейчас буду совершить. Но выбор, который ты мне предоставила, был только один: или ты умираешь от моей руки, или от своей. Я выбрал первое. Хотел, чтобы ты, как сама сказала, жила хреново, так хоть умерла с удовольствием. Насколько вообще смерть может стать удовольствием.

Но для тебя она им стала. Я все устроил, как ты просила — в последний раз занялся с тобой любовью, заранее приготовив у кровати нож, и воспользовался им, когда ты была на пике наслаждения — чтобы боль и радость слились в единое, чтобы тебе не так страшно было уходить из жизни. Хотя ты и не боялась. Ты до последнего мига шептала мне слова любви и благодарности. И вот тебя не стало…

А я так старался быть нежным и ласковым, вложить в каждое движение всю свою любовь к тебе — чтобы ты передумала. До той самой секунды, когда лезвие ножа коснулось твоей шеи, я надеялся на это. Но ты не передумала.

И что же мне оставалось теперь делать? Я не знал. И спросить было не у кого. Я оделся, подошел к зеркалу, и смотрел, как с моих губ стекают струйки крови — твоей крови. Боже, невыносимо… это зрелище было невыносимо.

Вселенская тоска в глазах моего отражения подсказала выход. 'Я хочу быть с тобой, я хочу быть с тобой — и я буду с тобой' — крутилась в голове песенка Наутилуса.

Я хочу быть с тобой. И я буду с тобой.

Я взял нож, на котором еще не высохла твоя кровь — и провел им себе по шее. Неожиданно сильная струя вырвалась из артерии и забрызгала зеркало. На прощанье взглянул в него — моих глаз было мне уже не видно. Вот и хорошо, больше видеть тебя не хочу и не буду, сукин ты сын — сказал я себе.

Твое тело было еще теплым, когда я лег рядом с тобой и прижался к нему.

Краешком угасающего сознания отметил, что забыл выключить компьютер вообще и Winamp в частности. Ладно, черт с ним, мне никакого дела до него нет, и вообще ни до чего дела уже нет.

Что там хоть… а, Deine Lakaen. Deine Lakaien — это хорошо. Под такую музыку приятно и легко умирать, она дает покой моей измученной душе, вот-вот готовой отлететь от тела. Конечно, считается, что у вампиров нет души… что ж, скоро я узнаю, так ли оно на самом деле.

Как странно: от кого-нибудь бы еще сегодня утром услышал, что мне будет легко убить себя — ни за что бы не поверил. А сейчас оказалось, что легче этого ничего нет. Я не смогу жить дальше с памятью о том, что сделал, не смогу смириться с тем, что силы моей любви хватило лишь на то, чтобы подарить тебе красивую смерть, а на то, чтобы удержать тебя в этом мире, рядом со мной — не хватило.

'Love me, love me to the end,

Love me, love me to the end… '

— тебе так нравилась эта песня, ты могла слушать ее по пять-шесть раз подряд. Словосочетание 'Люби меня, люби меня до конца' завораживало тебя.

Я уверен, что мы с тобой когда-нибудь еще встретимся — в аду ли, на небесах ли, в следующей ли жизни.

И тогда ты узнаешь, что я действительно любил тебя.

Любил тебя до конца.