Картина и Николай Федорович

Эта была человеческая фигура. Маленькая, крохотная рядом с циклопическим строением башни, но явно человеческая. Вроде бы в светло-серых доспехах. Как никак рисунок весьма и весьма фэнтезийный. Или… Николай Федорович посмотрел внимательнее и понял что фигурка одета в обычный серый пиджак и штаны мышиного цвета. Прямо стандартный клерк какой-то, рыцарь в фланелевых доспехах с белым воротничком. Одет почти как сам Николай Федорович. Фигурка махала руками и казалось кричала от непереносимого ужаса, а к ней тихо подбирались, шевеля волосками-лапками, хищные валуно-жуки. И еще эта башня, она казалась наклонилась, чтобы лучше впитать ужас человечка в сером. Сердце Николая Федоровича забилось как безумное, зрачки от избытка адреналина расширились, а глазные мышцы от судороги так выгнули хрусталик, что он приобрел буквально орлиное зрение. И он увидел бледное испуганное лицо серой фигурки на картине. Николай Федорович с трудом, настолько оно было перекошено, но узнал в этом лице свое собственное. Этого просто не может быть! Как? Что эта за картина? Николай Федорович отшатнулся от нее, одним прыжком перекрыв два метра. А он и в молодые годы не мог себе такого позволить. И ответ на всплеск активности тут же сказался на нем. Сердце пронзила острая боль, дыхание перехватило, а в глазах потемнело. И Николай Федорович тяжело, бесформенной грудой, рухнул на холодный паркет картинной галереи.

Николай Федорович открыл глаза. Ему стало чуток лучше. Приступ прошел и ничего не болело. Разве что перед глазами стояла красная пелена. Николай Федорович сел и помассировал глазные яблоки, снимая резь и туман из глаз. Да уж и как это его смогла напугать такая неумелая вещь. Да в любом детском комиксе или в дешевом третьесортном меаркском фильме, ужасов намного больше и страшнее чем в этой картине. Да уж, совсем плох стал, подумал про себя Николай Федорович. Надо меньше вникать в всякие размазни, а то с такой фантазией и в Утре в сосновом бору увидишь Конец Света. Хотя раньше он никогда не мог пожаловаться на обилие фантазии. Надо будет перестать читать Стивена Кинга на ночь, стрелок не такое простое произведение, каким старается показаться на первый взгляд.

Николай Федорович перестал массировать глаза и одев очки встал. Интересно, как долго он провалялся на полу галереи. Но никого не было. Николай Федорович быстрым шагом вышел из галереи, даже не оглянувшись на ужасную картину, буквально буравящую ему спину холодом, и направился к выходу из здания. Огромная резная деревянная дверь была чуток приоткрыта. Через нее пробивался алый закатный свет солнца. Неужели Николай Федорович так долго лежал без памяти. Весь насколько он помнил, то когда он начал осматривать картину было еще совсем рано, около трех часов дня. С тревожными чувствами, что дома опять поднимется скандал по поводу позднего прихода, он рванулся к двери и выскочил наружу.

Снаружи не было заходящего солнца или тяжелых ядовитых облаков смога, сквозь которое могли бы преломиться его чистые лучи. Снаружи было огромное беспредельное багровое небо и темно-серая пыльная степь с мелкими чахлыми кустиками до самого высокого горизонта. Что-то зловещее, невидимое и могучее висело в зените и грозилось, сорвавшись со своей невидимой привязи, расколоть всю эту венерианскую пустыню по-стругацски. Какой-то древний и безумный злой бог. Николай Федорович повернулся и побежал обратно. Но тут же встал как вкопанный. Приветливо и гостеприимно раскрыв нараспашку дверь его поджидала сама темная башня. Николай Федорович наконец-то закричал, высоким тонким истеричным криком. И как будто только этого и ждавши, огромные коричневые валуны выпустили тонкие паучьи лапки и с кровожадным упорством поползли в сторону кричащей и размахивающей руками мягкой мясной добычи. А где-то высоко безумный бог смотрел на все это через багровое стекло.