Хотел посвятить рассказ одному чмырю, который мне в третьем классе фингал поставил, но передумал…
Добавить в моё избранное
6 мин, 4 сек 3067
Петечкин и Васюткин учились во втором «Б» классе средней школы N13 города-героя N. Это была хорошая, почти элитная школа (насколько элитным может считаться общеобразовательное учебное заведение). Каждый класс специализировался на своем предмете: в «А» классе усиленно изучали английский язык, в «В» — физику, в «Г» и «Д» соответственно — математику с программированием. В классе Петечкина и Васюткина самозабвенно зубрили биологию.
Как я уже говорил, школа была хорошая. Районо ею гордилось. Но даже в самой лучшей из школ (да что там — и в частных лицеях с техническим уклоном! ) детям свойственно хулиганить. Безобразничали и наши питомцы. Особенно доставалось воспитанникам биологического класса. Ведь как ни крути — ботаники…
К Петечкину и Васюткину, очкастым лопоухим отличникам, отношение было совсем невыносимым. Как будто они символизировали тот непостижимый финт эволюции, при помощи коего в один день рухнуло многовековое господство питекантропов. И ежели наши герои являли собой хлипких, но умных, homo sapiens; прочие студиозы могли претендовать лишь на сомнительный титул homo erectus.
Наиболее эрегированной была банда Гаврилы-второгодника (что из физиков). Каждую перемену они загоняли «очкариков» в закуток под парадной лестницей и демонстрировали превосходство физической формы над интеллектуальным содержанием. Во время очередной демонстраци один из бандитов (скорее всего сам Гаврила) малость не рассчитал силу аргумента. Васюткин икнул, закатил зенки и рухнул замертво. Хулиганы бросились наутек. Над трупом остался лишь верный Петечкин.
Мальчик пощупал пульс — безрезультатно. Оттянул синюшное веко — только мертвый незрячий белок. И тут он все понял…
— Господи! — закричал Петечкин в бесчувственный потолок. — Почему ты позволил ему умереть? Он был лучшим учеником в классе! Почему ты всегда позволяешь торжествовать несправедливости?
Но потолок безмолвствовал. Лишь скупая слеза набухла на нем и шлепнулась на бледное чело мертвеца.
Тем временем на лестнице началась беготня, послышались крики. Петечкин хотел позвать на помощь, но раздался крик: «в столовой прорвало канализацию!» — и на них обрушился затхлый поток помоев. Схватив труп за шиворот, Петечкин погреб к выходу.
Очутившись среди людей, он попытался привлечь чье-нибудь внимание, но его грубо оттолкнули. Кто-то обложил его матом и промчался мимо с пустым ведром. Остальные просто носились и горлопанили. Тогда он забился в угол, прикрыв тело друга, и попросту начал молиться.
И бог услышал его молитвы.
Сперва показалось — мертвец шевельнулся. Но Петечкин уверил себя, что тело задел один из нерадивых «сантехников». Лишь когда синие пальцы Васюткина обхватили лодыжку мальчика, Петечкин обернулся и увидел…
До конца большой перемены оставалось всего минут пять. Петечкин и его, чудом оживший, товарищ наматывали очередной круг по многолюдным коридорам родной школы. Как назло, когда тебе надо — ни одного, даже самого затрапезного, хулигана не сыщешь. Друзья это знали, но не теряли надежды. И вот на глаза им попался известный бездельник Крынкин — жалкая шестерка в банде Гаврилы.
— Оба, кого я вижу! — обрадовался хулиган. — Сам Прожевальский с лошадью к нам пожаловал!
— Нам надо поговорить, Крынкин, — хмуро одернул его «Прожевальский». Повинуясь безмолвному приказу, Васюткин сграбастал бандита и поволок под лестницу. Петечкин окинул взглядом коридор, но судьба двух ботанов, по-видимому, мало кого волновала. Тем лучше.
Когда он спустился — все было уже кончено. Васюткин, склонившись над распростертым телом, флегматично дожевывал крынкинский мозг. Конечности пожираемого еще подрагивали, но с такими увечьями не выжил бы и МакЛауд.
Обезображенный труп мальчишки прикрыли каким-то столетним хламом. Теперь если бы кто-то сюда заглянул (впрочем, с какой такой стати?), то все равно б ничего интересного не заметил.
Следующей жертвой маленьких мстителей стал жирный и поцаватый Шоберман по кличке Шнобель. Его обнаружили восседающим на унитазе с сигаретой в зубах.
— А ну, брысь отсюда! — гаркнул босяк, но осекся. От вида зловещего Васюткина крик споткнулся в горле и выскочил с другой стороны.
— Проклятый убийца! — воскликнул Петечкин и натравил своего казнедея. Вразвалку мертвец подошел к сквернослову и вгрызся ему в лоб. Шнобель завизжал и ткнул наугад сигаретой. На синей коже покойника остался смазанный след от ожога и шнобельских ортодоксальных ногтей. Впрочем, как может сравниться потеря жалкого лоскута кожи с гибелью мозга?
Остатки пиршества друзья спрятали в кабинке уборщицы. За два года их обучения двери кабинки открывались только однажды. Но ежели в прошлый раз гогочущий Шнобель загнал их туда пинками и зуботычинами — теперь роли поменялись.
Двоечника Лапухова из параллельного «Г» тимуровцы застали за совсем неприглядным занятием.
Как я уже говорил, школа была хорошая. Районо ею гордилось. Но даже в самой лучшей из школ (да что там — и в частных лицеях с техническим уклоном! ) детям свойственно хулиганить. Безобразничали и наши питомцы. Особенно доставалось воспитанникам биологического класса. Ведь как ни крути — ботаники…
К Петечкину и Васюткину, очкастым лопоухим отличникам, отношение было совсем невыносимым. Как будто они символизировали тот непостижимый финт эволюции, при помощи коего в один день рухнуло многовековое господство питекантропов. И ежели наши герои являли собой хлипких, но умных, homo sapiens; прочие студиозы могли претендовать лишь на сомнительный титул homo erectus.
Наиболее эрегированной была банда Гаврилы-второгодника (что из физиков). Каждую перемену они загоняли «очкариков» в закуток под парадной лестницей и демонстрировали превосходство физической формы над интеллектуальным содержанием. Во время очередной демонстраци один из бандитов (скорее всего сам Гаврила) малость не рассчитал силу аргумента. Васюткин икнул, закатил зенки и рухнул замертво. Хулиганы бросились наутек. Над трупом остался лишь верный Петечкин.
Мальчик пощупал пульс — безрезультатно. Оттянул синюшное веко — только мертвый незрячий белок. И тут он все понял…
— Господи! — закричал Петечкин в бесчувственный потолок. — Почему ты позволил ему умереть? Он был лучшим учеником в классе! Почему ты всегда позволяешь торжествовать несправедливости?
Но потолок безмолвствовал. Лишь скупая слеза набухла на нем и шлепнулась на бледное чело мертвеца.
Тем временем на лестнице началась беготня, послышались крики. Петечкин хотел позвать на помощь, но раздался крик: «в столовой прорвало канализацию!» — и на них обрушился затхлый поток помоев. Схватив труп за шиворот, Петечкин погреб к выходу.
Очутившись среди людей, он попытался привлечь чье-нибудь внимание, но его грубо оттолкнули. Кто-то обложил его матом и промчался мимо с пустым ведром. Остальные просто носились и горлопанили. Тогда он забился в угол, прикрыв тело друга, и попросту начал молиться.
И бог услышал его молитвы.
Сперва показалось — мертвец шевельнулся. Но Петечкин уверил себя, что тело задел один из нерадивых «сантехников». Лишь когда синие пальцы Васюткина обхватили лодыжку мальчика, Петечкин обернулся и увидел…
До конца большой перемены оставалось всего минут пять. Петечкин и его, чудом оживший, товарищ наматывали очередной круг по многолюдным коридорам родной школы. Как назло, когда тебе надо — ни одного, даже самого затрапезного, хулигана не сыщешь. Друзья это знали, но не теряли надежды. И вот на глаза им попался известный бездельник Крынкин — жалкая шестерка в банде Гаврилы.
— Оба, кого я вижу! — обрадовался хулиган. — Сам Прожевальский с лошадью к нам пожаловал!
— Нам надо поговорить, Крынкин, — хмуро одернул его «Прожевальский». Повинуясь безмолвному приказу, Васюткин сграбастал бандита и поволок под лестницу. Петечкин окинул взглядом коридор, но судьба двух ботанов, по-видимому, мало кого волновала. Тем лучше.
Когда он спустился — все было уже кончено. Васюткин, склонившись над распростертым телом, флегматично дожевывал крынкинский мозг. Конечности пожираемого еще подрагивали, но с такими увечьями не выжил бы и МакЛауд.
Обезображенный труп мальчишки прикрыли каким-то столетним хламом. Теперь если бы кто-то сюда заглянул (впрочем, с какой такой стати?), то все равно б ничего интересного не заметил.
Следующей жертвой маленьких мстителей стал жирный и поцаватый Шоберман по кличке Шнобель. Его обнаружили восседающим на унитазе с сигаретой в зубах.
— А ну, брысь отсюда! — гаркнул босяк, но осекся. От вида зловещего Васюткина крик споткнулся в горле и выскочил с другой стороны.
— Проклятый убийца! — воскликнул Петечкин и натравил своего казнедея. Вразвалку мертвец подошел к сквернослову и вгрызся ему в лоб. Шнобель завизжал и ткнул наугад сигаретой. На синей коже покойника остался смазанный след от ожога и шнобельских ортодоксальных ногтей. Впрочем, как может сравниться потеря жалкого лоскута кожи с гибелью мозга?
Остатки пиршества друзья спрятали в кабинке уборщицы. За два года их обучения двери кабинки открывались только однажды. Но ежели в прошлый раз гогочущий Шнобель загнал их туда пинками и зуботычинами — теперь роли поменялись.
Двоечника Лапухова из параллельного «Г» тимуровцы застали за совсем неприглядным занятием.
Страница
1 из 2
1 из 2
