Загляни в свое сердце

Ей виделось, что только она осталась во всем мире, а сам мир изменился: пространство сузилось до размеров машины, вокруг был сумрак, а время замедлилось и стало почти осязаемым — секунды медленно тянулись медовыми струйками сквозь вязкий воздух. Она подумала, что тело-это только футляр, в который помещено самое дорогое из человеческой сущности — мысли и чувства. Ясно почувствовала: ее футляр должен остаться на земле, а его ценное содержимое в виде бестелесного Двойника немедленно вытечь с потоком воздуха из машины, чтобы успеть прорваться к свету. Кажется, успел…

Он прорвался в небо через небольшой проем, затягивающийся дождевыми облаками. Сразу за просветом Двойник беспомощно завис в луче света, за границами которого простиралась тьма, пугающая своей мрачной глубиной. Свет был совершенно необычен, его структуру невозможно описать словами. Пожалуй, какой-нибудь гениальный художник смог бы передать его прозрачно-золотистое мерцание, теплоту струящихся лучей, но не смог бы отобразить живительного покоя, исходящего от каждой его частицы.

Вот и Двойник ощутил благодатную силу света: мысли его пришли в порядок, из сердца ушли тоска и тревога. Сердце стало таким бесхитростным и обнаженным, каким было в детстве — лет до пяти. Прежние желания, сомнения, устремления — все оказалось записанным в нем. Это сердце, как открытую книгу, кто-то начал читать, водя невидимой рукой по строкам земной жизни. Разум сделал попытку оправдаться по некоторым из проступков, но стыдливо умолк — здесь его доводы выглядели ущербными и ненужными. Ведь для невидимого судьи не существовало ничего сокрытого. А ответ за все земные дела здесь несло сердце.

Двойник старался со смирением ожидать вердикта судьи. Но сердце молило о пощаде: такая короткая жизнь — многого не успел; уже пришло осознание того, что есть нормы жизни, переступать через которые было непозволительно, так как они разрушили, прежде всего, его душу. Больше всего ему хотелось попросить прощения у родных и близких, вернуться на землю и постараться исправить свои прежние ошибки. Неизвестно, что повлияло на решение судьи, но над ним смилостивились: он был прощен и отпущен.

Через мгновение бесплотный Двойник парил в воздухе над глубоким оврагом, на дне которого лежал покореженный джип, и наблюдал за происходящим внизу. Алексей, как и его отец, не пострадал, обошелся синяками и царапинами, но был сильно напуган. Он сидел в нескольких метрах от машины с совершенно бессмысленным выражением лица и беззвучно плакал. В это время Владимир Иванович пытался вытащить через разбитое заднее стекло перевернутого джипа ее обездвиженное тело, безостановочно приговаривая:

— Очнись, Семеновна. Помоги мне, ты такая тяжелая…

Двойник знал, что даже если бы она была в сознании, то все равно не смогла бы двигаться: у нее серьезно травмированы почти все шейные позвонки, руки и ноги. Сейчас важно успеть вызвать врачей, иначе телефон, выпавший из кармана куртки под сиденье машины, скоро разрядиться. Двойник с любовью и состраданием посмотрел на нее с высоты, неслышно вздохнул и вернулся в ее тело.

Она с трудом открыла глаза. Острая боль, ставшая потом ее постоянной спутницей на многие годы, разрывала все ее мышцы, мешала дышать. Очень хотелось выжить. Она знала, что сможет. Видно там — в другой реальности — смогли разглядеть в ее сердце такое искреннее раскаяние, что подарили ей еще один шанс. Задыхаясь и хрипя, она чуть слышно простонала:

— Иваныч, вызывай «Скорую» со спецносилками, у меня стопроцентно перелом шеи. Да побыстрее, телефон уже почти разрядился…