Эмо и охота на тлю

— К кому? — строго спрашивает он меня, подслеповато щуря глаза, цвета заплесневевших маринованных огурцов, то есть, неопределенного серо — зеленого. Выцветшего от протухлости. Проникшей, видимо, и в душу.

— К даче Шлюшевых как проехать? — отвечаю я вопросом.

— Шлюшевы? Это где хозяин такой плотный мужик, лысоватый? — до машины докатывает волна свежего перегара, день у дедули начинается продуктивно в кайф.

— Да, — подтверждаю я.

— Так их сейчас нету, — старик мотает головой.

— Да я только чубуки смородины на веранде оставлю, Семен Михалыч меня сам так попросил.

— Смородины? А вы мне оставьте, а я уж передам, — дед явно знал про дачу больше, чем показывал.

— Нет, я обещал до места доставить, — твердо возражаю я. Дедок кряхтит, кашляет, морщит и без того морщинистое лицо, но потом говорит отрывисто, запинаясь на каждом слове:

— Ну, ладно, обещал, значит, обещал. Налево, третья улица, Кабачковая называется, дом пятнадцать, — через небольшую паузу дедок добавляет, — Ты только с улицы покричи, когда заходить будешь, а то, там бывает, молодежь погулять приезжает, напугаешь их еще…

— Спасибо, — благодарю я. Ай да дедок, другой бы родителям сообщал, про аморальное поведение подрастающего поколения, а этот… секьюрити хренов.

Я останавливаюсь, не доехав два дома. Запах, особенный запах дичи доносится даже сюда. И тут успел, не слиняли еще, удачный день. Не пугать, говоришь? Раньше времени не буду. Я осторожно крадусь вдоль дощатого, разнокалиберного забора, у каждого участка свой дизайн и покраска. Вот и ворота, на рассохшиеся доски которых желтой аэрозольной краской нанесена цифра: «пятнадцать», окруженная ореолом разбрызгавшихся за трафарет капель. С помощью таксофонной карты, просунув ее через щель, поднимаю крючок на калитке. Пригнувшись, проскальзываю по мощенной красным кирпичом дорожке к крыльцу. Замер на секунду, вслушиваюсь, вроде тихо, толкаю фанерную дверь в веранду. Тут, нос к носу, сталкиваюсь с босоногой, тощенькой девицей в кружевных трусиках и лифчике. Ниночка Шлюшева, успешная соперница, вот ты какова. Увидела меня. Ее глаза, большие и карие, как у коровы, округляются, она открывает рот, что бы произнести:

— Вы кто такой?

Но я замораживаю ей язык, шуметь рано. Читаю ее мысли:

— Нет, не родители… Откуда узнали? Дед сторож бутылку взял и все равно стуканул? Где же Макс застрял?…

Некогда с ней возиться, короткий импульс в голову, как гвоздь забил. Теперь Ниночка будет спать часа два. Понимаю, что в одном белье на голом полу это холодно, жестко и неудобно, но заслужила. До чего подругу довела своими сексуальными откровениями!

Я заглядываю через открытую дверь, в прихожей пусто. Быстро пересекаю ее, дверь в спальню тоже открыта. Сидя на смятой постели, вяло натягивает гламурную футболку на развитую мускулатуру мальчик — красавчик. Блондинчик, кудрявенький, миленький и, наверное, очень обаятельный для слабого пола. Почуял меня, обернулся. Увидел, испугался. Пищит тоненько. Хотел метнуться к окну, но поздно. Я уже рядом, парализующими импульсами протыкаю ему колени, он падает. Все же Макс не человек, он пытается сопротивляться. Однако, инстинкт плохой советчик, когда надо мыслить. Классический ядовитый плевок, как и у сотни ему подобных прежде, я его ждал и легко уворачиваюсь, в ответ делаю точный укол в нервный центр. В момент опасности налет человечности и интеллекта у этих тварей куда-то испаряется. Животные как животные. Впрочем, и в любое время человеческая у них только оболочка. Вот передо мной корчится пока еще живой образец зрелого, матерого, эмоционального вампира. Сытого, замечательно откормленного. Но он травоядное, всего лишь тля. А я хищник. Санитар городских джунглей. Опытный и сильный. Еще не очень голодный, одного такого сосальщика мне хватает на месяц, а последнее время развелось их… Душить, не передушить. Но едят не всегда от голода, иногда чтобы просто полакомиться. Или позабавиться. Был бы я волком, слюна уже капала бы из моей пасти. Я удаляю «Максу» внешнюю человеческую личину, разрываю чешую защитных пластин. И высасываю его, до последней капли.