Стена

— Это всё? — небрежно спросил Клиф.

— А мало? — в голосе Би-джея слышалось негодование, словно он заранее почувствовал, что старший брат снова его обскакал.

Клиф отвернулся с пренебрежительной улыбкой, сделав вид, что снова занят. Он знал, что малыш продолжает выжидающе смотреть на него, и с точностью до секунды опередил вопрос.

— Это ещё одна пристройка — сказал он, совершенно бесстыдно соврав — я сюда давно хожу и видел, как её возводили. Там, за стеной, складское помещение для старых книжек, которые никто не читает, и для мебели, которую не используют. А ещё я слышал, что там встречаются эти анонимные алкоголики.

— Да? — голос Би-джея переполнился разочарованием, словно ему только что сказали, что Санта Клаус просто выдумка взрослых.

Клиффорд искренне надеялся, что малыш теперь заинтересуется алкоголиками, о которых он ничего не знал, и вскоре напрочь позабудет о стене. А Клиф сможет прийти сюда позже, когда брата не будет рядом.

Но Би-джей ничего не сказал, и Клиф этому мало удивился — братец тоже что-то чувствовал, пускай отец никогда не бил его и не заставлял делать гадких вещей. Пока.

Подросток вернулся к своим манипуляциям. Поднять руки вверх — вдох и выдох. Свести большие и указательные пальцы вместе и в образовавшуюся пирамиду поймать заходящее солнце, а затем нужное надгробие — вдох и выдох. Клиффорд почти чувствовал незримое шевеление в земле, и далеко за горизонтом — на дне Миссисипи, но его прервали… — Клиф!

«Да чтоб тебе провалиться, что ещё?» — Тут под кустом окно под стену.

«О, Боги»… — Там темно и нет решёток. И вовсе не похоже на склад — кирпичи зелёные и все в каких-то рисунках. Иди сюда скорее!

Клиффорд на негнущихся ногах подошел к брату — тот стоял на корточках и силился рассмотреть узоры в тёмном зёве окна, растущего из земли — ощущение такое, словно вся пристройка поднялась из травы.

— Смотри, Клиф! Тут ещё и свечи рядом и сажа. А ещё… Клиф, Клиф, разве это не фотография отца? Как она здесь оказалась? — голос малыша теперь звенел от возбуждения.

— Ты слышишь Клиф? Как она… ахх… — Би-джей громко выдохнул, когда длинное шило вошло ему в затылок по круглую рукоятку из тёмного дерева. Клиффорд сравнительно недавно стал носить с собой шило — как раз после случая с отцом на рыбалке. Последний раз, когда он добровольно согласился пойти с отцом куда-то вдвоём.

Маленькая бледная ручка смяла обгорелый глянцевый клочок с изображением отца, и это было единственное, на что оказалось способно умирающее тело. Клиф аккуратно и без суеты затолкал тело брата в тёмный проём — белые кроссовки мелькнули расплывчатым пятном и Би-джей навсегда пропал в темноте, отозвавшейся громким всплеском — из окна потянуло сыростью и гнилыми водорослями.

Тут выдержка Клиффорда сдала свои позиции — он пошатнулся и прислонился к равнодушно холодному камню стены, закрыв глаза, в которых и так уже плавали чёрные круги.

Ветер шипел и подвывал, но всё равно было тихо и спокойно на старом кладбище, зашедшие по ошибке в музей спешили по коридору в библиотеку, а Клиффорд улыбался своим мыслям. Он подарил своим Богам жертву куда более ценную, чем бродячие собаки — сама судьба привела его брата к стене.

Теперь, если Боги примут его жертву, если благословят его, как своего наместника на земле, то… Клиффорд знал, что долго он не сможет скрывать это место, что люди узнают и разрушат его храм, хотя бы когда начнут искать Би-джея. Ещё один повод распрощаться с отцом, его рыбалкой и тяжелым дыханием… Ещё один повод отомстить матери за её попустительства и за закрытые на всё глаза.

Он сам приведёт сюда людей — всех тех, кто способен понять, найти в своей душе кусочек тьмы, оставленный людям в наследство Богами. К стене станут ходить за знаниями, а не в библиотеку, стена объединит людей, а не музей призрачного Единства.

Тогда, однажды, Боги вернуться на землю, поднимутся со дна бездны мира, чтобы найти благоговейную паству истинно верующих, чтобы одарить его, Клиффорда, троном бога на земле.

… если только Боги благословят… От природы слабый и болезненный ребёнок, обиженный и обманутый всеми, кто не имеет права обманывать, стоял на корточках, прислонившись лицом к проклятой стене, и вбирал в себя песню ветра и шелест листьев, слыша лишь вязкую тишину подвала под стеной.

И на грани слышимости, почти внутренним слухом он уловил — короткий, холодный, но такой близкий и родной — всплеск.