Страх

(Или, точнее, — подсознание). Но (с другой стороны), — оно ведь тоже: должно полагаться было — на какие-то… факты… Пусть и не до конца — понятные мне. Но ведь… страх должен был проявиться. Но (с другой стороны), вполне можно допустить, что если мне кажется, что он проявляется так, а не иначе, — то… у кого-то другого — тоже могут быть: схожие проблемы? Но выражаться, например, как-то иначе.

Но, ведь, такого не может быть. Мне отчего-то казалось, что так — действительно — не может быть. Не могло. Просто — не могло уже тогда… И вдруг я понял, что на самом деле, все — намного проще. Все — до прозаичности — просто. И разгадка проблемы не наступает потому, что она общая, — у всех. Но расходится — по мелочам — у каждого. И уже отсюда, — (когда-нибудь) должен был наступить момент (наступит ли?), при котором, будут разгаданы все загадки. И тогда… тогда может наступить непоправимое: мир разрушится; рухнут опоры; и планета сорвется в свой бесконечный, (и уж никак не управляемый) бег; и это уж будет означать конец цивилизации; да и вообще — всего… — Но тогда, мир получит возможность возродиться заново? — высказало предположение, что-то находящееся внутри меня. То, — что все чаще: представлялось под разными личинами, не желая останавливаться на чем-то конкретном. А то и вовсе, — распадалось на несколько персон, имеющих (каждый — свою), отличную от другого, точку зрения.

Поначалу в подобные дискурсы я старался не встревать. Но потом, что-то изменилось. (Быть может, просто понял: что это всерьез и надолго; быть может, — смирился; как иногда смиряемся мы с наступающим неизбежным); И порой, мы вели (очень даже) увлекательные беседы. (И это при том, что я знал: в любой момент можно все прекратить. Переключиться, на что-то другое менее сложное. А, значит, — хоть и не всегда, — более привлекательное).

— А будет ли ему необходимо это возвращение? — с некоторым запозданием ответил я на вопрос (своего Я?) — Ну, тогда возможно наступление хаоса?

— Если измерять это в таких показателях, — тогда.

— А, если, в других?

— Ну, тогда просто следует смотреть на это совсем по другому.

— И хаотично настроенных величин не будет.

— Все дело в том, что хаос останется все равно. Это также верно, как и то, что когда-нибудь нас ждет его наступление.

— Значит, пока он (как бы) завуалирован подо что-то? И мы просто его не видим?

— Можно считать и так… Хотя по мне, лучше вообще остерегаться подобных тем… Наши мысли обладают способностью как бы обналичивать существующее, но доселе не открывшееся нам, и тогда… — Тогда наступит… — Да, тогда вполне все это может наступить.

Что мне было делать в этой ситуации? Оставлять все как есть — значит, в дальнейшем обрекать себя на неминуемое продолжение подобного состояния (а его непрекращаемость вообще неизвестно во что может вылиться)… Если же попытаться как-то воспрепятствовать наступлению его? То, быть может, в этом случае, есть опасность наступления того, что (пока только предполагалось) выше. Но его наступление, вполне возможно (что, в принципе, тоже имеет, — или несет в себе, — какую-никакую, закономерность… ). И, в принципе, попытка осуществить то, вполне должна (ну, по крайней мере, может) принести свои плоды… Я резко одернул штору. Яркий свет (уже день))) ударил мне в глаза… Повинуясь первому желанию, я было зажмурился, но потом принялся бегать по квартире (она и подобранная — однокомнатная — как будто специально, чтоб было легче прятаться, то есть контролировать пространство), срывая портьеры, отодвигая шкаф, открывая замки, распахивая дверь.

— Нет больше страха! Входите, кто желает! Делайте, что хотите! Я больше ничего… И тотчас со всех щелей, углов, открывшихся пространств стали выползать все те (являя собой скрывавшееся до селе то) кого я, быть может, и не опасался вовсе; и уже не заметил я сам, когда оказался подхваченный этим необъятным потоком, стремительно увлекавшим меня в никуда; так что даже не было никакого смысла сопротивляться ему; и оставалось только смириться; подчинившись недавнему тому, чему я так долго противился. И прошло всего ничего (времени), покуда я и вовсе растворился в том неизведанном еще доселе страхе, которому я уже не мог воспрепятствовать; и… вряд ли мог… сказать я… было ли все — на самом деле? Или, быть может, не было ничего. Как не было, — и самого меня. И тогда совсем не страшно то, что происходило. Ибо, если начинаешь растворяться в страхе, то это уже не страх; а твое естественное бытие; окружающее (или когда-то окружавшее) тебя…