Художник

— Тебе уже пора… Утро встретило дикой головной болью и ужасным бардаком. В центре комнаты полукругом были расставлены вчерашние работы. Это было… невероятно. Удивительно точные, поражающие своей реалистичностью. Полотно было будто окном в замерший мир. Сумрачный и неприветливый. Тот самый мир, что я видел.

Я прикрыл глаза. Жуть… А я ведь даже не помню что рисовал это. Еще и та девушка из видения… А она действительно довольно красива. Но то непонятное ощущение, что возникло у меня когда я оказался с ней лицом к лицу… И тот официант. Вот бред. Похоже я воспринимал видение как реальность. Но это ведь не так. Я же оставался дома… Мда… Кофе понемногу вернуло меня в этот мир и я начал разбираться. Оказалось, картин всего 4 плюс пара переведенных в цвет старых черновиков. Портрет незнакомки я так же нашел. Он стоял дальше всех, наверное рисовался последним. Ее образ был столь точно передан, что она казалась живой. Я бы не сравнил это с фотографией. Скорее — отражение в зеркале. Оставалось лишь удивляться. Было сложно поверить что это все нарисовал я. До этого у меня на такие работы не хватало мастерства. Но другого объяснения и быть не может. Как то не верилось особо что кто-то смог так точно передать мое видение, воспроизводя все, вплоть до мельчайших деталей.

Несколько дней прошли почти незаметно. Безликой серой массой протекали мимо, не оставляя после себя мыслей и воспоминаний. Ни одного образа. Пустота и тишина. Я не мог и не хотел ничего делать. Последние работы истощили меня.

Я не стал их убирать. Никогда не развешивал свои работы. Само их существование вызывало довольно неприятное чувство. Не было чувства удовлетворения. Возможно, даже была легкая неприязнь. Они не держали меня. Мне не было интересно что с ними будет дальше. Но не последние… Недавние работы… особенные. В них есть что-то, чего нет в старых. Они кажутся более живыми. Я оборудовал нечто похожее на выставку и теперь мог иногда на них поглядывать. Все еще не верилось что они реальны.

Воображение начало выкидывать фокусы. Стоило мне отвлечься и задуматься, как в голове начинал складываться образ. Сначала почти незаметно, мало, небольшими кадрами, но вскоре длинна видений-образов увеличилась. Я почти что перестал спать. Голова трещала по швам, разрываясь с количества сценариев. Я рисовал. Много. Очень. Изводил лист за листом, альбом за альбомом. Был на грани безумия.

Очередной вид завершен. Я не совсем уверен что именно это. Оно очень похоже на зверя, но таких зверей не существует. И существовать не может. Одна лишь фигура внушала страх. Не смотря на всю неестественность внешности, даже от рисунка чувствовался холод смерти. Это был грозный хищник. Пытаясь перенести его в цвет, я выбирал самые темные тона. Я знал как он должен выглядеть. Словно видел его раньше.

Работа вышла жуткой. До дрожи. Я не мог заставить себя задержать на ней взгляд. Было неуютно даже находиться рядом. Я с трудом дождался пока она высохнет и убрал в шкаф. Немного полегчало. Нужно было сходить в магазин за альбомами. Но уже не сегодня. Нужно хоть немного отдохнуть. Глаза закрылись, я провалился в тревожный сон.

Еще несколько дней я был занят вырисовыванием образов, что дарило мне мое воспаленное воображение. Я практически не видел что рисовал. По завершении одного, я переходил к другому.

На моих работах все чаще появлялись люди, но уже не как второстепенный фон, а как действующие лица. В большинстве своем одинокие, серые, тихие и неприметные. Словно обреченные на смерть и смирившиеся с приговором. В ожидании забвения. Пустые, измученные глаза смотрят в никуда. Грязь, голод, жажда и страх — вот то, из чего теперь состоит их жизнь. И нет спасения.

Недоедания и недосыпы сделали свое дело. Я стал похож на тех людей, которых изображал.

Головная боль не давала спать, успокаиваясь немного лишь когда я начинал рисовать. Я перестал нормально есть. Время песком уходило сквозь пальцы и я не мог за ним уследить. Я не знал ничего о том, что сейчас происходит в городе. Меня это даже не волновало. Единственное, что меня заботило — это то, что количество свободных листов уменьшается. Я боялся, что не смогу изобразить все. Боялся остаться наедине с головной болью.

Обезболивающее комком прокатилось по пищеводу, не принеся никаких изменений, оставив лишь неприятный привкус во рту. Нужно было продолжать рисовать. Просто необходимо. Но листов больше не было. Мне не хватило совсем немного. Я чувствовал что осталось совсем не много.

Возможно даже всего одна картина… Руки не слушались, дрожали. Измазанные краской пальцы отказывались нормально гнуться. Вещи выскальзывали, падая на пол. С трудом мне удалось одеться. Захлопнув за собой дверь, я направился в магазин. Навязчивой мыслью крутился образ последней работы. Я практически не видел перед собой дороги. Шел интуитивно, словно на автопилоте. Все мои мысли были в другом мире.