Роковая женщина

— Ксюша, где ты?

Никто не ответил.

Смирнов и Ксения спали — ночь была бессонной.

Шкаф стоял стеной. Он был мужчиной и не открыл бы дверец и бульдозеру.

Александр Константинович встал, подошел к окну. Посмотрел в окно.

— Она в это время купается… Ну да ладно. Пойду к Ивану Ивановичу, он ждет новостей. Надо его порадовать.

Оделся, ушел.

Дверца шкафа распахнулась.

Свет разбудил любовников. Они стали целоваться. Сначала сонно, потом как в последний раз. Оторвавшись, она сказала:

— Ты иди. Сейчас все на берегу. И живи. Пусть умирают они.

— Договорились.

Смирнов попытался покинуть шкаф.

— Подожди. Ты ведь любил меня? Скажи: «Я любил тебя».

— Я любил тебя, когда мы спали. Тогда ты становилась моей, и я любил. А потом, когда мы садились, ты на диван, я в кресло, я видел другую женщину… — Да, я другая. Но с тобой я становилась не собой. И этой женщины мне часто не хватает.

— Ты и в самом деле хотела, чтобы я умер?

— Да. Я и сейчас хочу. С тобой трудно жить. Даже если ты далеко.

— Твои слова так противоречивы… — Ты меня сделал противоречивой. Ты меня сделал грешницей. Я жила, все происходило, как у всех, а ты пришел, все выведал и сказал, что мои мужчины умирают оттого, что меня не любил отец, не любили родители и я не научилась любить. И еще ты говорил… да что говорить, ты — жесток… — Я это говорил, потому что у тебя есть сыновья… Чтобы ты поняла, что в детей надо вкладывать душу, а то ее не будет.

— И между ними и мной ты влез… — Как это?

— Помнишь, что ты сказал на Новый год, узнав, что из года в год я дарю им одни и те же подарки?

— Помню.

— Так вот, они все слышали. Убирайся, — вытолкнула из шкафа.

Он картинно упал на ковер.

Она не посмотрела.

Он встал, постоял, глядя на женщину, продолжавшую сидеть среди ночнушек.

Оделся.

— Ты знаешь, что должно было случиться с тобой за то, что ты променял меня на свою свинку? — раздалось из шкафа.

— Я все продумала до мелочей.

Он присел перед ней. Отодвинул голубой пеньюар, чтобы увидеть лицо.

Она плакала.

Он вытер ей слезы.

— Что-то я тебя плохо понимаю. Что-то должно было случиться, ты все продумала, а я променял.

— Не дурачься. Ты ведь догадался… — Я догадался? О чем?

— Да у тебя на лице все было написано, что ты догадался… — Что ты хочешь со мной что-то сделать?

— Да! Ты ушел с этими мыслями в туалет, а вернулся на что-то решившимся.

— В туалете мне пришло в голову, что я — параноик. А что ты хотела со мной сделать?

— О, многое! Ты заслужил! Ты догадался, как и почему умер Борис, хотя я врала тебе, много врала. Ты понял, что привело Глеба к гибели, но не стал относиться ко мне с уважением. Я фактически убила двух человек, нет, трех — потом Димон повесился — а ты смотрел на меня как на женщину, которую приятно трахать, и которой нравиться с тобой трахаться. А потом и вовсе променял на морскую свинку. Если бы ты ее выкинул… — Да, я многое из твоей жизни понял, даже на повесть хватило… — Как ты ее назвал?

— «Руслик-Суслик и другие».

— «Другие» — это я?

— В основном — да. Ты должна понимать, что ты для меня одновременно и женщина, и человек. С женщиной я спал, а человека старался понять. И уразумел, что и Борис, и Глеб, и Димон все равно погибли бы. И потому ты — не хладнокровная убийца, а орудие судьбы. И более того, я пришел к мысли, что и Борис, и Глеб и Димон были по отношению к тебе орудиями судьбы. Вы все жили в своем своеобразно искривленном пространстве, Танатосом искривленном, и потому потихоньку друг друга истребляли… — А ты не в этом пространстве живешь?

— Нет. В моем пространстве нет отцов, дающих согласие на убийство сыновей, нет женщин, убивающих мужей, в моем пространстве есть поэты с дынями в руках, поэты, которые ночью о тебя спотыкаются и падают на кулеш, оставленный на завтрак. В моем пространстве есть женщина Ксения, почти есть, потому что она проникла в него одним лишь влагалищем и чуть-чуть левой грудью, под которой я иногда чувствовал сердце… — Трепач! Ты все превращаешь в слова.

Голос был нежным. Точки соприкосновения их миров были определены верно.

— А что ты собиралась со мной сделать? — поцеловал в губы.

— Почему собиралась? Я и сейчас собираюсь.

— Я не секс имею в виду.

— Я тоже.

— Ну так что?

— Я собиралась выдать тебя Александру Константиновичу.

— Выдать?!

— Да. Я помнила, что в августе ты собираешься пройти пешком от Адлера до Ялты. И придумала поймать тебя здесь. Наняла пляжных боев, чтобы не пропустить, если появишься, когда обед или еще что. И ты попался. Все получилось, как я хотела… — Что получилось?