Добавить в моё избранное
22 мин, 48 сек 16516
Всё свободное время он проводил дома или бродил по лесу в полном одиночестве, погружённый в самые мрачные раздумья. Пробовал читать, но быстро уставал и просто рассматривал картинки в книгах и журналах. Особенно ему нравились рисунки в журналах, которые разносили по квартирам сектанты в опрятных одеждах. Все люди там были такими ненастоящими — с добрыми, внимательными глазами и светлыми улыбками на лицах. Илья любил прокалывать нарисованным человечкам глаза и подрисовывать острые клыки, выпирающие над приторно растянутыми губами.
Как-то Илья попытался занять себя рисованием по-настоящему. У него даже стало получаться, и родители впервые обрадовались, посчитав, что сын нашёл себя в творчестве. Однако, Илья быстро разочаровался в живописи. Да, он научился смешивать краски и создавать очень реалистичное изображение, но его пейзажи были плоскими и вызывали ощущение беспредельного уныния. А портреты… портреты были в целом удачны, но имелось в них нечто необъяснимое, что пугало до оторопи не только рискнувших позировать, но и самого художника.
Илья остановился, прислушиваясь к шелесту ветра. Справа послышалось отчётливое перестукивание пустых жестянок. Илья бросился на звук, раздвигая руками жёсткие ветки кустов. Ненастная ночь была темна до невозможности, но Илья почувствовал чьё-то присутствие впереди. Неизвестный, притаившийся в ночи, пугал Илью. Страх будто полоскал его изнутри кипятком. Но теперь Илья не мог позволить себе привычно смириться, не мог спасовать перед опасностью — у него была Анжела, которой требовалась защита. Илья успел соскрести с хлипкого стола своей воли редкие, сухие крошки смелости и крикнул, что было сил:
― Пошёл прочь! Ты здесь не нужен. Исчезни!
Будто испугавшись собственной храбрости, Илья успел добавить неуверенным шёпотом:
― По-жа-луй-ста-а-а.
В тот же миг, тьма разродилась испуганным воплем. Илья вздрогнул, но не смог двинуться с места — его словно стиснули грубыми руками и швырнули на огромное колесо, раскрученное до невероятной скорости. Тьма закрутилась вихрем, Илья заблудился в ней, ослеп в шуме ветра и визге ночного пришельца, утонул в пространстве без верха и низа, выпал прочь из яви. Беспамятство оставило его, когда ночь уже утратила чернильную непроницаемость, пропитавшись серыми каплями предрассветного сумрака. Он отдышался, и заметил, что стоит там же, где его застал крик ночного гостя. Илья осмотрелся. Вокруг, насколько позволял видеть предутренний сумрак, никого не было. Сигнальные верёвки тоже были на своих местах, и, вроде бы, нетронутые. Неужели показалось? Или опять вчера краски надышался, когда смешивал цвета в сарае? Впредь надо будет делать такие вещи на воздухе.
Ветер не стих окончательно, но шумел уже не так сильно, как глубокой ночью. Поток воздуха был достаточно силён, чтобы угрожающе хлопать металлической дверью сарая. Илья не успел толком испугаться до того, как потерял сознание, но теперь страх ледяным потоком захлестнул его грудь, стиснул горло. Ведь, дверь временного жилища была плотно закрыта. Анжела! Неужели неведомый враг добрался до неё?
Илья, покачиваясь на онемевших ногах, шагнул в сторону сарая. Дверь снова гулко хлопнула, дохнув чем-то отвратительным и незнакомым. В сознании почему-то появилась мысль о запахе смерти, но Илья тут же подавил этот всплеск паники, и зашагал быстрее. Рывком распахнув тяжёлую дверь, он угадал в темноте лежащую под одеялом Анжелу. Быстро обшарив все углы своего убежища, Илья лёг рядом с девушкой и, стараясь унять одышку, обнял её. Анжела повернулась, коснувшись мужского тела упругим бедром. Илья неожиданно почувствовал острое желание сблизиться с ней прямо сейчас, но остановил себя, не решаясь будить возлюбленную. Ведь она полночи не могла уснуть из страха перед неведомым преследователем. Ничего — Илья подождёт до утра. Ведь он ждал её уже много лет. Он умеет терпеть.
Илья рос, взрослел, но так и не научился сходиться с людьми. Он, вообще, учился неважно — бесконечные обиды вытесняли все прочие мысли, мешали сосредоточиться. С трудом окончив школу, он понял, что дальнейшее образование для него закрыто и невольно определил себя в разнорабочие.
Но, чему он прекрасно обучился — это читать по глазам скрытые желания людей. Во всяком случае, так ему казалось. Илья знал, что в людских глазах — там, где остальные видели лишь радость, участие, интерес, задумчивость, печаль, есть кое-что ещё — то, что не выступает на поверхность. Илья видел это в глубине глаз каждого — ненависть, презрение, отвращение, безграничную злобу. Он знал, что, как только повернётся спиной к собеседнику, вся эта дрянь всплывёт, словно зловонные пузыри болотного газа, и едкой отравой насытит брошенные вслед взгляды.
Он чувствовал эти жгучие уколы кожей спины, каждым волоском, каждым нервом. Ему казалось даже, что эти взгляды пахнут — чем-то резким и одурманивающим, вроде бензина или ацетона. Даже в глазах родителей он порой видел редкие отблески презрения.
Как-то Илья попытался занять себя рисованием по-настоящему. У него даже стало получаться, и родители впервые обрадовались, посчитав, что сын нашёл себя в творчестве. Однако, Илья быстро разочаровался в живописи. Да, он научился смешивать краски и создавать очень реалистичное изображение, но его пейзажи были плоскими и вызывали ощущение беспредельного уныния. А портреты… портреты были в целом удачны, но имелось в них нечто необъяснимое, что пугало до оторопи не только рискнувших позировать, но и самого художника.
Илья остановился, прислушиваясь к шелесту ветра. Справа послышалось отчётливое перестукивание пустых жестянок. Илья бросился на звук, раздвигая руками жёсткие ветки кустов. Ненастная ночь была темна до невозможности, но Илья почувствовал чьё-то присутствие впереди. Неизвестный, притаившийся в ночи, пугал Илью. Страх будто полоскал его изнутри кипятком. Но теперь Илья не мог позволить себе привычно смириться, не мог спасовать перед опасностью — у него была Анжела, которой требовалась защита. Илья успел соскрести с хлипкого стола своей воли редкие, сухие крошки смелости и крикнул, что было сил:
― Пошёл прочь! Ты здесь не нужен. Исчезни!
Будто испугавшись собственной храбрости, Илья успел добавить неуверенным шёпотом:
― По-жа-луй-ста-а-а.
В тот же миг, тьма разродилась испуганным воплем. Илья вздрогнул, но не смог двинуться с места — его словно стиснули грубыми руками и швырнули на огромное колесо, раскрученное до невероятной скорости. Тьма закрутилась вихрем, Илья заблудился в ней, ослеп в шуме ветра и визге ночного пришельца, утонул в пространстве без верха и низа, выпал прочь из яви. Беспамятство оставило его, когда ночь уже утратила чернильную непроницаемость, пропитавшись серыми каплями предрассветного сумрака. Он отдышался, и заметил, что стоит там же, где его застал крик ночного гостя. Илья осмотрелся. Вокруг, насколько позволял видеть предутренний сумрак, никого не было. Сигнальные верёвки тоже были на своих местах, и, вроде бы, нетронутые. Неужели показалось? Или опять вчера краски надышался, когда смешивал цвета в сарае? Впредь надо будет делать такие вещи на воздухе.
Ветер не стих окончательно, но шумел уже не так сильно, как глубокой ночью. Поток воздуха был достаточно силён, чтобы угрожающе хлопать металлической дверью сарая. Илья не успел толком испугаться до того, как потерял сознание, но теперь страх ледяным потоком захлестнул его грудь, стиснул горло. Ведь, дверь временного жилища была плотно закрыта. Анжела! Неужели неведомый враг добрался до неё?
Илья, покачиваясь на онемевших ногах, шагнул в сторону сарая. Дверь снова гулко хлопнула, дохнув чем-то отвратительным и незнакомым. В сознании почему-то появилась мысль о запахе смерти, но Илья тут же подавил этот всплеск паники, и зашагал быстрее. Рывком распахнув тяжёлую дверь, он угадал в темноте лежащую под одеялом Анжелу. Быстро обшарив все углы своего убежища, Илья лёг рядом с девушкой и, стараясь унять одышку, обнял её. Анжела повернулась, коснувшись мужского тела упругим бедром. Илья неожиданно почувствовал острое желание сблизиться с ней прямо сейчас, но остановил себя, не решаясь будить возлюбленную. Ведь она полночи не могла уснуть из страха перед неведомым преследователем. Ничего — Илья подождёт до утра. Ведь он ждал её уже много лет. Он умеет терпеть.
Илья рос, взрослел, но так и не научился сходиться с людьми. Он, вообще, учился неважно — бесконечные обиды вытесняли все прочие мысли, мешали сосредоточиться. С трудом окончив школу, он понял, что дальнейшее образование для него закрыто и невольно определил себя в разнорабочие.
Но, чему он прекрасно обучился — это читать по глазам скрытые желания людей. Во всяком случае, так ему казалось. Илья знал, что в людских глазах — там, где остальные видели лишь радость, участие, интерес, задумчивость, печаль, есть кое-что ещё — то, что не выступает на поверхность. Илья видел это в глубине глаз каждого — ненависть, презрение, отвращение, безграничную злобу. Он знал, что, как только повернётся спиной к собеседнику, вся эта дрянь всплывёт, словно зловонные пузыри болотного газа, и едкой отравой насытит брошенные вслед взгляды.
Он чувствовал эти жгучие уколы кожей спины, каждым волоском, каждым нервом. Ему казалось даже, что эти взгляды пахнут — чем-то резким и одурманивающим, вроде бензина или ацетона. Даже в глазах родителей он порой видел редкие отблески презрения.
Страница
2 из 7
2 из 7
