Белая Горячка

И тут на колокольне звякнул колокол.

— Во! — вскричали приятели разом, так как обоим в голову пришла одна и та же мысль. Леший подхватил совершенно обессилившего Черепа и потащил в церковь. Завидев попа, Череп из последних сил рванулся к нему и просипел пересохшей глоткой:

— Дай, батюшка, святой водицы испить!

Поп признал в просящем позавчерашнего богохульника:

— Сначала вам вина подавай, а теперь воды… Череп лишь прошипел в ответ нечто, похожее на мольбу.

— Батюшка, — вмешался Леший, — ему позарез святая вода нужна, мы потом все растолкуем.

— Да вон же она в ведре, пусть берет, — предложил удивленный поп.

Череп подскочил к указанному ведру и принялся жадно пить прямо из него, большую часть воды расплескивая на себя. Спустя минуту он стоял совершенно трезвый и мокрый, приговаривая:

— Хо, вода — она лучший напиток, да и трезвость иногда очень даже хорошая вещь.

— Так что ж с вами стряслось? — наконец поинтересовался поп.

Леший вкратце изложил историю с ведьмой. Поп, казалось, ничуть не удивился, лишь произнес задумчиво:

— Что-то не верю я в вашу ведьму. Не может нечистая сила сама с собой бороться, а только Бог и человек к Нему пришедший. Не в заклятье нечистая сила, а в водке, в ней, проклятой. Зеленым змием прельстил лукавый и весь русский народ попортил. Ведь на всей стране порча. Теперь об этом избавлении только Бога и можно просить.

— Проси, батюшка, проси, — вторил ему Череп, — Только мне как быть с заклятьем, скажи.

— Если что и было, то святой водой смыло, но… — Спасибо, батюшка! — перебил его Череп.

— Значит, и пить теперь можно как раньше, а то без выпивки совсем житья не стало?

— А была ли она у тебя, жизнь-то? Разве это жизнь? Упиваться каждый день… Приятели были удивлены поповскими познаниями в этой области.

— Я ведь и сам спивался, — объяснил поп, — но вот пришел к Богу. И больно теперь наблюдать все это.

— Так ведь все так… Вот если бы все разом пить бросили, если бы сам Бог запретил, — ляпнул Череп, которому не терпелось как можно быстрее добежать до ближайшего магазина, а не слушать эту проповедь.

— Так вам уж вроде запрещали, толку-то? Запретный плод известно слаще. Запретом здесь не обойдешься. Нужно чтобы сами захотели, по собственной воле — тогда и поголовному пьянству конец. Тогда уж и мир можно переделать так, чтобы, глядя на него, не возникало желание напиться, — начал поп давить на психику.

— А, может, сначала мир? — буркнул Леший.

— Нет, сначала себя, — уверенно отрубил поп.

— Да только сложно это, воля нужна. А вот вы, вы сами, после всех испытаний, хотите обрести жизнь новую? Не спешите с ответом, идите и подумайте. Подумайте каждый и хорошенько. И если сами решите — приходите. Я проведу обряд экзокцизма. Повыведем дьявольское отродье, уничтожим зеленого змия! И Бог в помощь, ибо жить трезвым — уже подвиг при такой жизни, — все напирал поп.

— Что же, пить совсем нельзя? — крикнул Череп уже из притвора.

— Ну иногда можно. Сам Христос вином не брезговал. Главное, сохранить волю. Не жить, чтобы пить, а выпивать, чтобы выжить. Не алкоголь над вами господин, а вы над ним. Решайте, дело за вами! — уже кричал поп вдогонку рванувшим до ближайшего магазина собутыльникам, в надежде их убедить.

Спустя минут десять приятелей видели сидящими на завалинке не вдалеке от церкви. Между ними стояла бутылка.

— Вот, ведь, проповедь-то закатил, — говорил Череп.

— Да, — соглашался Леший, — попы, они это любят.

— И чего наговорил? «Начни с себя, а потом и мир», то, сё. Тут без поллитры не разберешься.

— Ну, наливай, что ли. Все пьют, и от нас здесь ничего не зависит. Не пойдем мы к нему никаких дьяволов изгонять.

— Прально, не фига там делать, ну их к черту. Ху, вздрогнем. Дай Бог не последняя.

Едва они выпили, как рожи их скривились, а глаза полезли на лоб.

— Моча! — в отчаянии вскричали они разом, так что с крыши соседнего дома даже впорхнул белый голубь и полетел по направлению к церкви. Опешившие собутыльники проводили его взглядом.

— Неужто сам Святой Дух, — пробормотал Леший.

Череп, почесав в затылке, простимулировал свой мозжечок и обречено изрек:

— Пес его знает. Но деваться некуда, и в церковь, походу, придется идти.