Добавить в моё избранное
21 мин, 33 сек 16540
Внезапно почва в этом месте покрылась трещинами, а корни сжались в кулак. Р» атульбо вскочил на ноги — из земли к нему протянулись костлявые руки. Конечности хватали воздух, сжимаясь с костяным стуком, и каждая изгибалась, как минимум, в трех-четырех суставах. Каким-то чудом рыцарю почти удалось выбраться, но его снова схватили и повлекли вниз мертвячьи щупальца. Цепляясь за чахлые кустики выгоревшей травы, он наткнулся на брошенный прут, схватил его и принялся крушить ожившие кости. Наконец, хватка ослабла, и он на четвереньках отполз подальше от края.
Сзади послышалось утробное рычание. Цепляясь когтями за потрескавшийся гранитный постамент, к нему подбирался полуистлевший кадавр. Единственным отчаянным ударом Толик раскроил ощерившуюся черепушку, монстр рухнул обезглавленным мешком, но короткая потасовка привлекла внимание коренных жителей. Отовсюду к нему устремились обманутые смертью стражи. Жуткая в своей неторопливости разномастная толпа: некоторым недоставало каких-то органов, другие были обнажены, иные напротив запакованы в иссеченные клинками доспехи. Кое-кого (если б такая безумная идея вдруг пришла в его поседевшую за одну ночь голову) он мог бы даже узнать.
Бывший королевский музыкант бросился бежать, на бегу отмахиваясь от нападающих своей смертоносной дубиной. Дыхание сбилось, в голове грохотало сердце, каждым ударом отдаваясь в открывшейся снова ране. Каким-то чудом беглецу удалось вырваться из окружения, упокоив не менее десятка нерасторопных мертвых тварей. Цепляясь за трухлявые надгробные памятники, он из последних сил захромал к открывшемуся невдалеке ветхому домишке.
Здание оказалось полуразрушенной кладбищенской часовней. Р» атульбо ворвался вовнутрь, захлопнул за собой двери и попытался подпереть их не вовремя подвернувшимся под ногу табуретом.
— Это бесполезно, — услышал он вдруг старческий голос.
— Они сюда все равно не войдут.
— Кто ты? — Р» атульбо выставил табурет вперед на манер меча.
— И что ты здесь, черт возьми, делаешь?
— Я отец Панфутий, — послышался ответ.
— Что ж до того, что я делаю — дык, живу я… — На кладбище!?
— А почему бы и нет? — пожал плечами святой отец. Наконец, воин смог его разглядеть — сморщенный старикан в ветхой рясе, семеня, приблизился к незваному гостю и с преданностью уставился на него.
— А как же… эти? — Толик недоуменно кивнул на входную дверь, из-за которой то и дело слышалось недовольное ворчание оставшихся с носом преследователей. Как и обещал отец Панфутий, ни один так и не попытался проникнуть внутрь храма, и это не могло не внушать оптимизма.
— «Эти» со временем тоже раскаются и придут к господу нашему. Все-все там будем. Ты, Толя, скажи лучше, с чем явился в мою скромную обитель.
— Вы, я вижу, святой человек, святой отец, — затараторил воитель.
— Явился я сразить в честном бою некроманта лютого, исчадие тьмы первородной, что породил богомерзких чудовищ, закрытых за дверью. Из самой деревни путь свой держу — отмстить басурману за поруганное пепелище; и да вернется все на круги своя и растворятся в господнем огне чудеса богохульные. Благословите мя, отче, на ратный подвиг!
— Красиво излагаешь, витязь. Небось, даже грамоте какой обучен?
— Я в царской армии в хоре служил, — замялся Р» атульбо, — но я и военному делу обучался… немного… Не подведу я, святой отец, Вашего доверия. Этот сукин сын невесту мою со свету сжил!
Панфутий оглядел воинственного хориста с ног до головы, словно прицениваясь.
— Ты знаешь, — рек он, — ведь нет никакого некроманта. Когда наступило трудное для деревни Гадюкино время; когда я поселился на этом кладбище, потому что каждый божий день приходилось кого-нибудь отпевать; все свободное от похорон время я молился. Молился господу нашему, чтоб уберег он невинно убиенных сынов своих, чтоб вернул им несправедливо забранные жизни. И бог услышал меня — дал силу воскрешать из мертвых. Конечно, на первых порах не все выходило так гладко, как мне бы хотелось, и некоторые мертвецы восставали супротив своего создателя, но со временем я все освоил. Теперь, после непродолжительного инкубационного периода (три, девять, максимум сорок дней — в зависимости от предрасположенности организма), чада господни вновь возвращаются в лоно его живыми и здоровыми, как прежде. Воистину, на все воля господа нашего!… Во время самодовольной тирады душа славного рыцаря де ла Турге, королевского скомороха Р» атульбо, или сельского парня Толика пронеслась сквозь все девять кругов: начиная с ошеломленного недоверия, через любовь и ненависть, смятенье и обреченность, и, наконец, зависла над ледяной бездной. С рычанием дикого зверя он бросился на святого отца и впился когтями в морщинистое горло. За дверью воплю его вторили воскрешенные господом упыри. Покуда отчаявшийся убийца трепал блаженного некроманта, крушил его хрупким тельцем священную мебель — дверь храма содрогалась от страшных ударов снаружи.
Сзади послышалось утробное рычание. Цепляясь когтями за потрескавшийся гранитный постамент, к нему подбирался полуистлевший кадавр. Единственным отчаянным ударом Толик раскроил ощерившуюся черепушку, монстр рухнул обезглавленным мешком, но короткая потасовка привлекла внимание коренных жителей. Отовсюду к нему устремились обманутые смертью стражи. Жуткая в своей неторопливости разномастная толпа: некоторым недоставало каких-то органов, другие были обнажены, иные напротив запакованы в иссеченные клинками доспехи. Кое-кого (если б такая безумная идея вдруг пришла в его поседевшую за одну ночь голову) он мог бы даже узнать.
Бывший королевский музыкант бросился бежать, на бегу отмахиваясь от нападающих своей смертоносной дубиной. Дыхание сбилось, в голове грохотало сердце, каждым ударом отдаваясь в открывшейся снова ране. Каким-то чудом беглецу удалось вырваться из окружения, упокоив не менее десятка нерасторопных мертвых тварей. Цепляясь за трухлявые надгробные памятники, он из последних сил захромал к открывшемуся невдалеке ветхому домишке.
Здание оказалось полуразрушенной кладбищенской часовней. Р» атульбо ворвался вовнутрь, захлопнул за собой двери и попытался подпереть их не вовремя подвернувшимся под ногу табуретом.
— Это бесполезно, — услышал он вдруг старческий голос.
— Они сюда все равно не войдут.
— Кто ты? — Р» атульбо выставил табурет вперед на манер меча.
— И что ты здесь, черт возьми, делаешь?
— Я отец Панфутий, — послышался ответ.
— Что ж до того, что я делаю — дык, живу я… — На кладбище!?
— А почему бы и нет? — пожал плечами святой отец. Наконец, воин смог его разглядеть — сморщенный старикан в ветхой рясе, семеня, приблизился к незваному гостю и с преданностью уставился на него.
— А как же… эти? — Толик недоуменно кивнул на входную дверь, из-за которой то и дело слышалось недовольное ворчание оставшихся с носом преследователей. Как и обещал отец Панфутий, ни один так и не попытался проникнуть внутрь храма, и это не могло не внушать оптимизма.
— «Эти» со временем тоже раскаются и придут к господу нашему. Все-все там будем. Ты, Толя, скажи лучше, с чем явился в мою скромную обитель.
— Вы, я вижу, святой человек, святой отец, — затараторил воитель.
— Явился я сразить в честном бою некроманта лютого, исчадие тьмы первородной, что породил богомерзких чудовищ, закрытых за дверью. Из самой деревни путь свой держу — отмстить басурману за поруганное пепелище; и да вернется все на круги своя и растворятся в господнем огне чудеса богохульные. Благословите мя, отче, на ратный подвиг!
— Красиво излагаешь, витязь. Небось, даже грамоте какой обучен?
— Я в царской армии в хоре служил, — замялся Р» атульбо, — но я и военному делу обучался… немного… Не подведу я, святой отец, Вашего доверия. Этот сукин сын невесту мою со свету сжил!
Панфутий оглядел воинственного хориста с ног до головы, словно прицениваясь.
— Ты знаешь, — рек он, — ведь нет никакого некроманта. Когда наступило трудное для деревни Гадюкино время; когда я поселился на этом кладбище, потому что каждый божий день приходилось кого-нибудь отпевать; все свободное от похорон время я молился. Молился господу нашему, чтоб уберег он невинно убиенных сынов своих, чтоб вернул им несправедливо забранные жизни. И бог услышал меня — дал силу воскрешать из мертвых. Конечно, на первых порах не все выходило так гладко, как мне бы хотелось, и некоторые мертвецы восставали супротив своего создателя, но со временем я все освоил. Теперь, после непродолжительного инкубационного периода (три, девять, максимум сорок дней — в зависимости от предрасположенности организма), чада господни вновь возвращаются в лоно его живыми и здоровыми, как прежде. Воистину, на все воля господа нашего!… Во время самодовольной тирады душа славного рыцаря де ла Турге, королевского скомороха Р» атульбо, или сельского парня Толика пронеслась сквозь все девять кругов: начиная с ошеломленного недоверия, через любовь и ненависть, смятенье и обреченность, и, наконец, зависла над ледяной бездной. С рычанием дикого зверя он бросился на святого отца и впился когтями в морщинистое горло. За дверью воплю его вторили воскрешенные господом упыри. Покуда отчаявшийся убийца трепал блаженного некроманта, крушил его хрупким тельцем священную мебель — дверь храма содрогалась от страшных ударов снаружи.
Страница
6 из 7
6 из 7
