Cотки

И какое-то неясное, забытое чувство разгоняло кровь, заставляя перепрыгивать через ступеньки.

Я вышла на улицу. Смог все еще висел в воздухе, и мальчишка с девчонкой все еще сидели на корточках друг напротив друга. Они спорили о чем-то; разноцветные кружки соток — красные, желтые, голубые — глянцево блестели на асфальте.

— Можно с вами? — Я старалась, чтобы вопрос прозвучал непринужденно.

Они изумленно вытаращились на меня. Я показала им мистера Черепа.

— Так можно?

Мальчишка неуверенно кивнул.

Одну за другой я выиграла у них все фишки.

Они неплохо бросали, особенно девчонка, но игра не продлилась и часа.

Я проехалась по магазинам, как собиралась, затем заглянула в гости к дяде; домой вернулась уже под вечер. Рассованные по карманам сотки вызывали смешанные чувства. Зачем я это сделала? Выделываться перед детьми было глупо, даже стыдно, с какой стороны ни посмотри; огорчать их, обыгрывая подчистую — тем более. И на кой черт мне сотки?

Воспоминания о расстроенном девчачьем лице заставляли меня морщиться и невольно опускать взгляд; по телу пробегал нервный озноб. Я не могла взять в толк, что на меня нашло. И все же было в произошедшем что-то… Что-то приятное, что не позволяло избавиться от выигрыша. Моего выигрыша. Я сложила сотки в пакет и засунула за шкаф, с глаз подальше. Только мистера Черепа сунула в кошелек «на удачу».

Ночью в шкафу что-то скребло и шуршало. Я решила — показалось.

Те, кто подолгу живет один, привычны к тишине и потому быстро замечают, если что-то не так. В моей квартире бывал кто-то, кроме меня — я окончательно уверилась в этом к пятому дню. Кто-то невидимый, но достаточно материальный, чтобы доставить хлопот. Он ходил ночами по кухне, хлопал форточками, приоткрывал двери — будто пытался привлечь мое внимание. Меня, разумеется, тревожило его присутствие, но в чудодейственную силу святой воды и каменной соли мне не верилось, а других средств я не знала. К тому же, хватало более насущных забот. Но когда «гость» перевернул кверху ножками табурет, я не выдержала и пожаловалась Владу.

Наш с ним служебный роман на тот момент уже зашел — мне так казалось — достаточно далеко, чтобы относиться серьезно к словам друг друга. Но Влад лишь, нахмурившись, посоветовал мне полечить нервы.

— Ты странно ведешь себя последнее время, — заявил он.

— Мне это не нравится.

— Что именно тебе не нравится? — спросила я, закипая.

Он замялся.

— Ну… да хоть бы и сегодняшнее. Раньше я за тобой такого не замечал.

«Сегодняшнее» заключалось в штрафе за превышение скорости: погонялась малость с подрезавшим меня болваном на ржавой «девятке». Всего-то. Раньше за мной такого, может, и не водилось, зато за самим Владом и за его друзьями-приятелями — очень даже. Мы и сдружились-то с ним после того, как я пару раз подвозила его из офиса — его «тойота» тогда застряла в ремонте после поцелуя с отбойником; потом он пригласил меня, в качестве благодарности, в хороший кабак — и пошло-поехало.

— Не то чтоб я осуждал, я понимаю, но… в центре города… — продолжал бормотать Влад.

— Среди бела дня… можно же сбить кого-нибудь… ну и, вот, менты… Тебе бы отпуск взять, передохнуть… Он сам явно не очень-то понимал, что хочет сказать. А мне не очень-то хотелось разбираться.

По дороге домой я, воздавая дань объективности, попыталась поразмыслить — не было ли в той невнятице, что он нес, здравого зерна, однако в результате только утвердилась в своей обиде. Допустим, у меня в самом деле расшатались нервы — и что с того? Все равно, самое меньшее, что он должен был сделать — настоять, чтобы я в ближайшие дни перекантовалась у него, и предложить взять отпуск вместе — невзирая на связанные с этим малозначимые сложности.

«Скотина», — думала я, давя на газ.

— «Что ж за скотина, а!?» Гость всю ночь гремел посудой, не давая спать; на рассвете начало мерещиться, будто кто-то окликает меня по имени.

Расслабиться стоило — тут Влад был прав.

С этой целью я в обеденный перерыв заглянула на площадку за школьным стадионом, где в каникулы бездельничали подростки, и удвоила свою коллекцию соток. Но выигрыш не принес желаемого удовлетворения: слишком уж он был мелок, незначителен… Леса за городом продолжали гореть, и по-прежнему по утрам часто пахло дымом, далекой, чужой бедой.

Я попросила Егора подсказать мне пару-тройку карточных клубов. Он удивился, позубоскалил по поводу «беса в ребро»; однако просьбу все-таки выполнил.

— Кстати, как ноут? — спросил он меня.

— Пашет?

— Какой ноут? А-а, та рухлядь, — с опозданием сообразила я.

— Работал, когда последний раз включала.

— Не рухлядь, а раритет! Не понимаю я тебя, Кать. И зачем только чинить просила? — В голосе Егора послышалась плохо сдерживаемая обида.