Добавить в моё избранное
22 мин, 37 сек 16223
И теперь я вижу — диагноз абсолютно точен!
Тут я пресёк поток её красноречия и в нескольких словах обрисовал ей ситуацию. А потом сказал, что завтра Свету нужно с утра проводить в институт, а потом довезти до работы. А то может случиться самое страшное… Тут Зина сказала, что она, конечно, сделает всё, что нужно. Но я должен подробно рассказать ей всё, что произошло. На мои вялые возражения типа того, что в первую очередь надо позвонить Свете, чтобы её предупредить, моя собеседница ответила, что никого предупреждать не собирается. Вот придёт утром — и всё!
— А если ты придёшь, но в неудачное время? Или опоздаешь, или, наоборот, слишком долго ждать придётся? — снова возразил я.
— Ты что, Влад, совсем меня за дурочку считаешь? Тоже мне, проблему нашёл — точно узнать, когда Светка из дома выходит!
Так что мне пришлось стиснуть зубы и начать подробный рассказ обо всём необычном, что произошло за текущий день. Начиная со злополучного обеденного перерыва.
А через двадцать минут я рассказывал то же самое нашему шефу. А в конце обратил его внимание, что Зина выйдет на работу только с обеда, потому что ей надо сопровождать Свету в институт. На что шеф ядовито заявил, что не надо считать его дураком и что он сам прекрасно всё понимает.
Тут, кстати, надо сделать небольшое отступление. Когда я говорю «рассказал всё», это не означает, что оба эти рассказа были проведёны с той же степенью подробности, что и настоящие записки. Боюсь, что в этом случае мне никто бы не поверил. К сожалению, такой подход характерен при подаче любой необычной информации. Нет, конечно, я ни разу нигде не соврал. Просто кое о чём умолчал… И чуть-чуть сместил акценты… Зине я не стал говорить о всяких второстепенных странностях в Светином поведении (типа сидения в тёмной комнате) — это не имело принципиального значения, но выглядело как сплетня. Зато сделал акцент на суицидных попытках (она ведь должна была их предотвращать).
А шефу я вообще не стал говорить ни о мистических моментах, ни о бросании под машину. Зато сделал акцент на плохом самочувствии и потерях сознания.
И вообще, о суициде не должен был знать никто, кроме нас с Зиной. Слишком опасная это была информация. У нас ведь как рассуждают: раз человек хочет покончить с собой — значит, он психически нездоров.
Говоря откровенно, в большинстве случаев так оно и есть. Но в случае со Светой я каким-то шестым чувством понимал, что её проблемы не из этой оперы. И что поместить её в условия, где она была бы беспомощна, значило бы окончательно её погубить… Но тут мои грустные размышления прервал телефонный звонок. Я поднял трубку — и услышал лучший в мире голос. И сразу же окружающая меня серая действительность взорвалась яркими красками… — Ну, как нам лучше поступить? — спросила моя будущая жена с лёгкой иронией.
— Мне начать с упрёков или сам попробуешь оправдаться?
На что я смущённо ответил, что второй вариант мне кажется как-то быстрее. И начал рассказывать.
Вот теперь я рассказывал действительно всё. И на это у меня было несколько важных причин.
Во-первых, чисто рациональная. Моя невеста обладала ясным умом и совершенно невероятной интуицией. И, владея максимумом информации, всегда могла посоветовать нам что-нибудь хорошее.
Во-вторых, моральная. У меня не было никаких сомнений в том, что сказанное ей никогда не будет использовано предосудительным образом. Вы, конечно, можете смеяться, но в этом плане я доверял своей будущей жене больше, чем самому себе. Более того — я знал, что в критическом случае она всегда удержит меня от сомнительного поступка.
А третья причина была чисто шкурная — я просто очень боялся её потерять. Ведь любая упущенная информация могла бы быть истолкована не в мою пользу.
Кое-кто мог бы сказать, что эта причина не такая благородная, как первые две. Но я с этим не соглашусь. Потерять такую невесту было бы вселенской несправедливостью. А я никак не мог допустить такую несправедливость!
Наконец мой рассказ был закончен. Минуты две в трубке царило молчание. А затем я услышал её голос. И моё сердце испуганно ёкнуло.
— А знаешь, всё гораздо серьёзнее, чем я думала!
— Так что, ты всё-таки считаешь, что я в чём-то виноват? — спросил я подавленно.
— Причём здесь это? — послышалось в её голосе лёгкое раздражение.
— Ты всё сделал абсолютно правильно! Просто у бедной девочки всё очень плохо. Ей грозит опасность даже оттуда, откуда она её совершенно не ждёт!
— И какой из всего этого выход? — грустно спросил я.
— А знаешь… Давай-ка я ей позвоню. И попробую кое-что объяснить.
— Но будет ли это удобно? — смутился я.
— Не понимаю, чего ты боишься? Я хоть раз в жизни поставила тебя в неловкое положение?
— Да нет! — смущенно признался я.
— Ни разу!
— Так в чём же дело?
Тут я пресёк поток её красноречия и в нескольких словах обрисовал ей ситуацию. А потом сказал, что завтра Свету нужно с утра проводить в институт, а потом довезти до работы. А то может случиться самое страшное… Тут Зина сказала, что она, конечно, сделает всё, что нужно. Но я должен подробно рассказать ей всё, что произошло. На мои вялые возражения типа того, что в первую очередь надо позвонить Свете, чтобы её предупредить, моя собеседница ответила, что никого предупреждать не собирается. Вот придёт утром — и всё!
— А если ты придёшь, но в неудачное время? Или опоздаешь, или, наоборот, слишком долго ждать придётся? — снова возразил я.
— Ты что, Влад, совсем меня за дурочку считаешь? Тоже мне, проблему нашёл — точно узнать, когда Светка из дома выходит!
Так что мне пришлось стиснуть зубы и начать подробный рассказ обо всём необычном, что произошло за текущий день. Начиная со злополучного обеденного перерыва.
А через двадцать минут я рассказывал то же самое нашему шефу. А в конце обратил его внимание, что Зина выйдет на работу только с обеда, потому что ей надо сопровождать Свету в институт. На что шеф ядовито заявил, что не надо считать его дураком и что он сам прекрасно всё понимает.
Тут, кстати, надо сделать небольшое отступление. Когда я говорю «рассказал всё», это не означает, что оба эти рассказа были проведёны с той же степенью подробности, что и настоящие записки. Боюсь, что в этом случае мне никто бы не поверил. К сожалению, такой подход характерен при подаче любой необычной информации. Нет, конечно, я ни разу нигде не соврал. Просто кое о чём умолчал… И чуть-чуть сместил акценты… Зине я не стал говорить о всяких второстепенных странностях в Светином поведении (типа сидения в тёмной комнате) — это не имело принципиального значения, но выглядело как сплетня. Зато сделал акцент на суицидных попытках (она ведь должна была их предотвращать).
А шефу я вообще не стал говорить ни о мистических моментах, ни о бросании под машину. Зато сделал акцент на плохом самочувствии и потерях сознания.
И вообще, о суициде не должен был знать никто, кроме нас с Зиной. Слишком опасная это была информация. У нас ведь как рассуждают: раз человек хочет покончить с собой — значит, он психически нездоров.
Говоря откровенно, в большинстве случаев так оно и есть. Но в случае со Светой я каким-то шестым чувством понимал, что её проблемы не из этой оперы. И что поместить её в условия, где она была бы беспомощна, значило бы окончательно её погубить… Но тут мои грустные размышления прервал телефонный звонок. Я поднял трубку — и услышал лучший в мире голос. И сразу же окружающая меня серая действительность взорвалась яркими красками… — Ну, как нам лучше поступить? — спросила моя будущая жена с лёгкой иронией.
— Мне начать с упрёков или сам попробуешь оправдаться?
На что я смущённо ответил, что второй вариант мне кажется как-то быстрее. И начал рассказывать.
Вот теперь я рассказывал действительно всё. И на это у меня было несколько важных причин.
Во-первых, чисто рациональная. Моя невеста обладала ясным умом и совершенно невероятной интуицией. И, владея максимумом информации, всегда могла посоветовать нам что-нибудь хорошее.
Во-вторых, моральная. У меня не было никаких сомнений в том, что сказанное ей никогда не будет использовано предосудительным образом. Вы, конечно, можете смеяться, но в этом плане я доверял своей будущей жене больше, чем самому себе. Более того — я знал, что в критическом случае она всегда удержит меня от сомнительного поступка.
А третья причина была чисто шкурная — я просто очень боялся её потерять. Ведь любая упущенная информация могла бы быть истолкована не в мою пользу.
Кое-кто мог бы сказать, что эта причина не такая благородная, как первые две. Но я с этим не соглашусь. Потерять такую невесту было бы вселенской несправедливостью. А я никак не мог допустить такую несправедливость!
Наконец мой рассказ был закончен. Минуты две в трубке царило молчание. А затем я услышал её голос. И моё сердце испуганно ёкнуло.
— А знаешь, всё гораздо серьёзнее, чем я думала!
— Так что, ты всё-таки считаешь, что я в чём-то виноват? — спросил я подавленно.
— Причём здесь это? — послышалось в её голосе лёгкое раздражение.
— Ты всё сделал абсолютно правильно! Просто у бедной девочки всё очень плохо. Ей грозит опасность даже оттуда, откуда она её совершенно не ждёт!
— И какой из всего этого выход? — грустно спросил я.
— А знаешь… Давай-ка я ей позвоню. И попробую кое-что объяснить.
— Но будет ли это удобно? — смутился я.
— Не понимаю, чего ты боишься? Я хоть раз в жизни поставила тебя в неловкое положение?
— Да нет! — смущенно признался я.
— Ни разу!
— Так в чём же дело?
Страница
4 из 7
4 из 7
