«Способность направлять свою собственную психическую природу и власть над ней, способность и власть, которые слепые люди нашего времени соединяют со сверхъестественным, были на заре человечества врожденными и приходили к человеку так же естественно, как способность передвижения или мышления» Е.П. Блаватская...
Добавить в моё избранное
19 мин, 54 сек 2659
Когда Леночка Князева, за которой еще в девятом классе табунами ходили пацаны со всей школы, да что там — со всего района, стала встречаться со студентом-негром из какой-то центральноафриканской страны, подружки едва не умерли от зависти. Подумать только! Ну и везет же этой Князевой! Кто ж не знает, что чернокожие — самые веселые и общительные люди, что никто лучше них не умеет танцевать, да и в постели никто с ними не сравнится? В Голливудских блок-бастерах, по крайней мере, они все такие, да и в жизни, наверное. А эти русские — так все или алкаши и матершинники (вечно по вечерам на лавочках у подъездов бездельем маются!), или интеллигенты — импотенты хреновы, с которыми по улице стремно пройти. Есть еще кавказцы — так они все бандиты, говорят. Словом — лучше африканцев никого и не найти, так и тут Князевой повезло!
Ее чернокожего бойфренда звали Мбене, точнее так его называли все, кто не мог запомнить его длинного настоящего имени, и надо сказать, он во многом отличался от «типичного негра», какими их представляли подружки Леночки. Это был высокий, совершенно черный, без всякого коричневого или синего оттенка, молодой африканец с тяжелым, завораживающим взглядом таких же черных, как его кожа, глаз, носивший или костюм-тройку, или спортивный костюм. Никто и никогда не видел, как он смеется или просто улыбается, даже на едине с Леночкой он сохранял сосредоточенное спокойствие. Вспыльчивость также не была свойственна Мбене, но если чье-то поведение или слова начинали выводить его из себя, то стоило ему задержать взгляд на человеке, и тот сбивался с мысли и замолкал. Тогда африканец презрительно отворачивался от него и или молча уходил прочь, или переводил разговор на другие темы, словно забыв о чуществовании только что раздражавшего его человека. По-русски он, к слову сказать, говорил великолепно, а вот писал и читал почему-то с большим трудом. Когда он первый раз привел Лену в свою комнату в общежитии для иностранных студентов, и она принялась недвусмысленно намекать, чего ей хочется, то вид его обнаженного тела, покрытого загадочными татуировками, на миг охладил желания девушки, так как она привыкла считать татуировки атрибутом приблатненной или неформальной среды, к которым никакой любви не питала, но Мбене успокоил ее, сказав, что такие татуировки положены ему по их вере, очень древней и уважаемой всеми без исключения. В кровати он и в самом деле оставил далеко позади всех прежних Леночкиных парней, и после этого она оказалась привязана к нему еще сильнее. Ее притягивал, или точнее — возбуждал один запах, исходивший от чернокожего бойфренда. Девушка даже почти не обратила внимания на многочисленные фигурки расставленных повсюду в комнате Мбене маленьких идолов из черного дерева, изображавших обезьян, змей, пауков и кошек, а также — на большую уродливую маску, висевшую над кроватью. Любого из этих атрибутов студенческой комнаты хватило бы для того, чтобы какой-нибудь ученый-африканист схватился за голову и принялся долго рассказывать о тайных обществах, создававшихся африканскими колдунами, или о негритянских корнях египетского язычества, но Леночка мало что смыслила в религиях, и еще меньше — в археологии и оккультизме, и потому сочла идолов и маску всего лишь «памятью об Африке».
Вообще, при словах «древность» или «сверхъестественное» ей мгновенно становилось скучно. Людей, интересующихся историей, Леночка вообще не понимала («это же все давно прошло!»), а все касающееся религии, что выходило за рамки обрывочно усвоенного в детстве доморощенного православия, и вовсе ее пугало. Собственно, и внешность ее, не дававшая покоя подругам, — внешность искусственной блондинки с лицом обиженной шестилетней девочки, надувшей губки, на самом деле притягивала только одну, вполне определенную категорию представителей противоположного пола, не обремененную ни излишне широким кругозором, ни разносторонними интересами. Конечно, на фоне подобных ухажоров Мбене был для Леночки вне конкуренции! Сама она была студенткой экономического, но в тайне надеялась, что сможет в будущем прожить и не работая, за счет состоятельного мужа, хотя бы и «гражданского».
Постепенно даже ее куриных мозгов хватило на то, чтобы понять, что Мбене — совсем не обычный студент из другой страны, но и тогда она решила не задавать лишних вопросов, особенно после одного случая. Вместе со своим бойфрендом она ходила на вечеринку к одной своей довольно состоятельной подружке, и выпила там больше, чем следовало, поэтому всю оставшуюся дорогу висла на чернокожем спутнике и лезла к нему со слюнявыми поцелуями, едва не предлагая заняться сексом посреди улицы. Со стороны это было довольно мистическое зрелище: в свете то и дело скрывавшейся за тучами полной луны по безжизненным улицам заснувшего города шел сливавшийся с окружающим ночным мраком негр, явно отрешенный от всего происходящего вокруг, поддерживая за локоть смеющуюся и болтающую о чем-то с самой собой белую девушку.
Ее чернокожего бойфренда звали Мбене, точнее так его называли все, кто не мог запомнить его длинного настоящего имени, и надо сказать, он во многом отличался от «типичного негра», какими их представляли подружки Леночки. Это был высокий, совершенно черный, без всякого коричневого или синего оттенка, молодой африканец с тяжелым, завораживающим взглядом таких же черных, как его кожа, глаз, носивший или костюм-тройку, или спортивный костюм. Никто и никогда не видел, как он смеется или просто улыбается, даже на едине с Леночкой он сохранял сосредоточенное спокойствие. Вспыльчивость также не была свойственна Мбене, но если чье-то поведение или слова начинали выводить его из себя, то стоило ему задержать взгляд на человеке, и тот сбивался с мысли и замолкал. Тогда африканец презрительно отворачивался от него и или молча уходил прочь, или переводил разговор на другие темы, словно забыв о чуществовании только что раздражавшего его человека. По-русски он, к слову сказать, говорил великолепно, а вот писал и читал почему-то с большим трудом. Когда он первый раз привел Лену в свою комнату в общежитии для иностранных студентов, и она принялась недвусмысленно намекать, чего ей хочется, то вид его обнаженного тела, покрытого загадочными татуировками, на миг охладил желания девушки, так как она привыкла считать татуировки атрибутом приблатненной или неформальной среды, к которым никакой любви не питала, но Мбене успокоил ее, сказав, что такие татуировки положены ему по их вере, очень древней и уважаемой всеми без исключения. В кровати он и в самом деле оставил далеко позади всех прежних Леночкиных парней, и после этого она оказалась привязана к нему еще сильнее. Ее притягивал, или точнее — возбуждал один запах, исходивший от чернокожего бойфренда. Девушка даже почти не обратила внимания на многочисленные фигурки расставленных повсюду в комнате Мбене маленьких идолов из черного дерева, изображавших обезьян, змей, пауков и кошек, а также — на большую уродливую маску, висевшую над кроватью. Любого из этих атрибутов студенческой комнаты хватило бы для того, чтобы какой-нибудь ученый-африканист схватился за голову и принялся долго рассказывать о тайных обществах, создававшихся африканскими колдунами, или о негритянских корнях египетского язычества, но Леночка мало что смыслила в религиях, и еще меньше — в археологии и оккультизме, и потому сочла идолов и маску всего лишь «памятью об Африке».
Вообще, при словах «древность» или «сверхъестественное» ей мгновенно становилось скучно. Людей, интересующихся историей, Леночка вообще не понимала («это же все давно прошло!»), а все касающееся религии, что выходило за рамки обрывочно усвоенного в детстве доморощенного православия, и вовсе ее пугало. Собственно, и внешность ее, не дававшая покоя подругам, — внешность искусственной блондинки с лицом обиженной шестилетней девочки, надувшей губки, на самом деле притягивала только одну, вполне определенную категорию представителей противоположного пола, не обремененную ни излишне широким кругозором, ни разносторонними интересами. Конечно, на фоне подобных ухажоров Мбене был для Леночки вне конкуренции! Сама она была студенткой экономического, но в тайне надеялась, что сможет в будущем прожить и не работая, за счет состоятельного мужа, хотя бы и «гражданского».
Постепенно даже ее куриных мозгов хватило на то, чтобы понять, что Мбене — совсем не обычный студент из другой страны, но и тогда она решила не задавать лишних вопросов, особенно после одного случая. Вместе со своим бойфрендом она ходила на вечеринку к одной своей довольно состоятельной подружке, и выпила там больше, чем следовало, поэтому всю оставшуюся дорогу висла на чернокожем спутнике и лезла к нему со слюнявыми поцелуями, едва не предлагая заняться сексом посреди улицы. Со стороны это было довольно мистическое зрелище: в свете то и дело скрывавшейся за тучами полной луны по безжизненным улицам заснувшего города шел сливавшийся с окружающим ночным мраком негр, явно отрешенный от всего происходящего вокруг, поддерживая за локоть смеющуюся и болтающую о чем-то с самой собой белую девушку.
Страница
1 из 6
1 из 6
