Добавить в моё избранное
20 мин, 28 сек 6782
Я — это они, но в отличие от них я чувствую и думаю, насколько это ещё возможно.
Я ли это? Моё ли это тело? Может быть я уже умер? А может это сон? Да, всего лишь плохой сон, длящийся больше месяца, открывающий мне первобытность современного общества. Я сейчас сплю в своём доме, в детской играют дети, лепеча на своём, известном только им, языке, на кухне пахнет жареной индейкой: жена готовит праздничный ужин; в саду пропалывает грядки отец, скоро приедет с работы мать, меня разбудят, и мы сядем за огромный стол с множеством блюд. Мы — счастливая семья. И будто не бывало этого ужаса с зомби.
Но… открыв глаза, я понимаю, что сижу на холодном полу магазина, вокруг здания начинают собираться мертвецы, и скоро я должен бежать. Снова и снова. Одно и то же. Мысль, что это какой-то день сурка, кажется мне абсурдной, но все повторяется вновь и вновь. Я бегу по лесу, слышу их глухие хрипы, резкие рыки, вижу их светящиеся ледяным желтым светом глаза, ощущаю запах разложившейся плоти, сводящий меня с ума, чувствую холодные ладони сквозь рубашку и понимаю, что этому не будет конца. Лишь одно закончит всё это — моя смерть.
Смерть. Глядящая на тебя каждый день пустыми глазами, приходящая к тебе в облике этих мёртвых тел, она делает тебя уязвимым, подчиняет своей воле, и ты не можешь, не можешь, как бы того ни хотел, сопротивляться. Её запах, сладковатый запах, её звуки, утробные стоны и рычания, её повсеместное присутствие доводят тебя до мысли о самоубийстве, но ты не можешь наложить на себя руки, ведь столько преодолел.
Невозможно. Это невозможно ощущать себя загнанным в тупик, из которого совершенно нет выхода. Нет ничего, что бы спасло тебя, ни малейшей помощи, ничего. И ты ничто, по сравнению с этой разрушительной силой смерти.
В пистолете остались две пули; этого хватит на одного зомби или на одну, последнюю живую душу. Я, сжав ослабевшими пальцами оружие, приставил его к виску. И зарыдал. Зарыдал как младенец, заливающийся громким плачем по новой игрушке, отобранной братом, зарыдал теми горькими слезами, что часто показывали в ежедневных мелодрамах. Это не ложь, я не мог расстаться с жизнью. И отбросил пистолет.
Когда? Когда я наконец стану свободен? Когда они перестанут преследовать меня? Когда все закончится? Они поймают меня, и все завершится. Я решусь и выстрелю себе в голову, и тогда придёт конец. Но я не могу, чёрт возьми, не могу! Да, я слаб, да, я смешон самому себе! И сердце разрывается от моей безысходности. Здесь, в магазине, мне ничего не грозит, но там, у озера, они непременно схватят меня своими холодными руками, разорвут длинными грязными ногтями, впиваясь в моё тело чёрными зубами, выдирая из меня части плоти; и тогда всё закончится.
Поднявшись на трясущихся ногах, я подошёл к прилавку с алкоголем. Рука, не слушаясь относительно трезвых позывов мозга, схватила банку пива и поднесла её к сухим губам. Противное пойло комнатной температуры залилось в мой рот, давно не пробовавший ничего, меня передернуло, всё тело покрылось мурашками, холодок прошёл с головы, по спине и до ног, заставляя волосы на моём теле подняться, будто их наэлектризовали. Давно, это было давно, когда я пил пиво с друзьями; мы любили собираться у меня и смотреть субботние матчи, как и все нормальные американцы, пили пиво, ругались и кричали. Всё это прошло и исчезло, словно сон, будто это было на самом деле, но помнишь об этом только ты один, ведь только тебе снилось это. Вместо тех весёлых вечеров пришли однообразные дни с погонями, желанием жить, белыми почти не прозрачными туманами, за которыми прячутся живые трупы, влекущие за собой смерть. Всё растаяло, как фраза, сказанная шепотом в пустом концертном зале, и я исчезну также, будто совсем не рождался.
Горячие веки закрылись, хрупкая рука опустила пустую банку, голова склонилась на бок. Я уснул. Но проснусь ли я? И что случится, когда я всё же открою глаза?
Без сомнений Я проснулся от того, что мне показалось, будто солнце ослепило меня. Но, открыв глаза, я понял, что ничего этого не было, на небе по-прежнему висит серая пелена облаков.
Неужели я ещё жив? Как? Возможно существует та высшая сила, говорящая, когда нам умирать. А может меня защитили лишь переклинившие электрические двери.
Я поднялся без особой охоты. Частые ряды с едой зарябили в глазах, я едва не упал. Ослабевшие ноги старались удержать вес тела, худые руки пытались ухватиться за что-нибудь. Странное ощущение посетило меня, будто вчера я выпил целый ящик пива, закусывая отвратительной острой едой. Я, сдерживая позывы желудка, склонился к нижней полке, где размещались сладкие конфеты. Схватив одну из упаковок, я разорвал её и трясущимися руками запихнул сладость. Я услышал собственное глубокое дыхание, словно я бежал много километров не останавливаясь. Я закрыл глаза, облокотившись на ряд, и с твердым намерением решил, что дальше так продолжаться не может, кто-то должен сдаться: я или они.
Я ли это? Моё ли это тело? Может быть я уже умер? А может это сон? Да, всего лишь плохой сон, длящийся больше месяца, открывающий мне первобытность современного общества. Я сейчас сплю в своём доме, в детской играют дети, лепеча на своём, известном только им, языке, на кухне пахнет жареной индейкой: жена готовит праздничный ужин; в саду пропалывает грядки отец, скоро приедет с работы мать, меня разбудят, и мы сядем за огромный стол с множеством блюд. Мы — счастливая семья. И будто не бывало этого ужаса с зомби.
Но… открыв глаза, я понимаю, что сижу на холодном полу магазина, вокруг здания начинают собираться мертвецы, и скоро я должен бежать. Снова и снова. Одно и то же. Мысль, что это какой-то день сурка, кажется мне абсурдной, но все повторяется вновь и вновь. Я бегу по лесу, слышу их глухие хрипы, резкие рыки, вижу их светящиеся ледяным желтым светом глаза, ощущаю запах разложившейся плоти, сводящий меня с ума, чувствую холодные ладони сквозь рубашку и понимаю, что этому не будет конца. Лишь одно закончит всё это — моя смерть.
Смерть. Глядящая на тебя каждый день пустыми глазами, приходящая к тебе в облике этих мёртвых тел, она делает тебя уязвимым, подчиняет своей воле, и ты не можешь, не можешь, как бы того ни хотел, сопротивляться. Её запах, сладковатый запах, её звуки, утробные стоны и рычания, её повсеместное присутствие доводят тебя до мысли о самоубийстве, но ты не можешь наложить на себя руки, ведь столько преодолел.
Невозможно. Это невозможно ощущать себя загнанным в тупик, из которого совершенно нет выхода. Нет ничего, что бы спасло тебя, ни малейшей помощи, ничего. И ты ничто, по сравнению с этой разрушительной силой смерти.
В пистолете остались две пули; этого хватит на одного зомби или на одну, последнюю живую душу. Я, сжав ослабевшими пальцами оружие, приставил его к виску. И зарыдал. Зарыдал как младенец, заливающийся громким плачем по новой игрушке, отобранной братом, зарыдал теми горькими слезами, что часто показывали в ежедневных мелодрамах. Это не ложь, я не мог расстаться с жизнью. И отбросил пистолет.
Когда? Когда я наконец стану свободен? Когда они перестанут преследовать меня? Когда все закончится? Они поймают меня, и все завершится. Я решусь и выстрелю себе в голову, и тогда придёт конец. Но я не могу, чёрт возьми, не могу! Да, я слаб, да, я смешон самому себе! И сердце разрывается от моей безысходности. Здесь, в магазине, мне ничего не грозит, но там, у озера, они непременно схватят меня своими холодными руками, разорвут длинными грязными ногтями, впиваясь в моё тело чёрными зубами, выдирая из меня части плоти; и тогда всё закончится.
Поднявшись на трясущихся ногах, я подошёл к прилавку с алкоголем. Рука, не слушаясь относительно трезвых позывов мозга, схватила банку пива и поднесла её к сухим губам. Противное пойло комнатной температуры залилось в мой рот, давно не пробовавший ничего, меня передернуло, всё тело покрылось мурашками, холодок прошёл с головы, по спине и до ног, заставляя волосы на моём теле подняться, будто их наэлектризовали. Давно, это было давно, когда я пил пиво с друзьями; мы любили собираться у меня и смотреть субботние матчи, как и все нормальные американцы, пили пиво, ругались и кричали. Всё это прошло и исчезло, словно сон, будто это было на самом деле, но помнишь об этом только ты один, ведь только тебе снилось это. Вместо тех весёлых вечеров пришли однообразные дни с погонями, желанием жить, белыми почти не прозрачными туманами, за которыми прячутся живые трупы, влекущие за собой смерть. Всё растаяло, как фраза, сказанная шепотом в пустом концертном зале, и я исчезну также, будто совсем не рождался.
Горячие веки закрылись, хрупкая рука опустила пустую банку, голова склонилась на бок. Я уснул. Но проснусь ли я? И что случится, когда я всё же открою глаза?
Без сомнений Я проснулся от того, что мне показалось, будто солнце ослепило меня. Но, открыв глаза, я понял, что ничего этого не было, на небе по-прежнему висит серая пелена облаков.
Неужели я ещё жив? Как? Возможно существует та высшая сила, говорящая, когда нам умирать. А может меня защитили лишь переклинившие электрические двери.
Я поднялся без особой охоты. Частые ряды с едой зарябили в глазах, я едва не упал. Ослабевшие ноги старались удержать вес тела, худые руки пытались ухватиться за что-нибудь. Странное ощущение посетило меня, будто вчера я выпил целый ящик пива, закусывая отвратительной острой едой. Я, сдерживая позывы желудка, склонился к нижней полке, где размещались сладкие конфеты. Схватив одну из упаковок, я разорвал её и трясущимися руками запихнул сладость. Я услышал собственное глубокое дыхание, словно я бежал много километров не останавливаясь. Я закрыл глаза, облокотившись на ряд, и с твердым намерением решил, что дальше так продолжаться не может, кто-то должен сдаться: я или они.
Страница
3 из 6
3 из 6
