18 мин, 53 сек 14032
На обочине стояла небольшая мотоколонна. Байкеры собрались полукругом чуть в стороне от мотоциклов и о чем-то переговаривались. Когда мы проезжали мимо, бородачу в красной бандане оторвало палец взорвавшейся зажигалкой.
Мы не останавливались.
Мы искали все, что угодно: зеленый столб в небе, синюю дыру в земле, Бафомета верхом на карусели — все, что угодно, что отличалось бы от остального. Место, где Создатель — если у этого мира есть Создатель — мог бы услышать рев мотора, наступить на беспокойный обломок и заметить: с его созданием что-то не так.
Или не Создатель, а Хозяин: для нас никогда не было разницы.
Мы ехали по трассе, сворачивали на грунтовки, возвращались на трассу.
На лобовое стекло упали косые капли. Я приоткрыла окно и высунула руку — вода слегка обжигала кожу. Химзаводы, атомные станции — стоило ли надеяться, что безумие обойдет их стороной?
По счастью, дождь быстро закончился.
Не все вещи убивали. Некоторые развлекались безобидно, некоторые даже защищали людей — но агрессивных было в сотни, в тысячи раз больше. И что мог сделать раскладной стул против моторного насоса с вертким, как змея, шлангом, что мог старый мопед против экскаватора, перед тем с легкостью искорежившего башенный кран? Фары Борзой то и дело освещали невероятные картины расправы. Многие из погибших были голыми — люди в панике избавлялись от одежды, — но вещи все равно их находили.
По мертвому мужчине прыгал десяток игрушечных собачек, из тех, что обычно ставят на приборные панели. У тела не хватало головы, а ноги были обглоданы до костей.
— Надо же, срать нечем — а жрать хотят, — рассмеялся Ник. Для того, чтоб его развеселить, хватило всего-то такой малости, как конец света!
Шучу, конечно. Он просто очень любил вещи, а безумие, в некотором роде добавило им шарма; но в глазах у него не было веселья.
— Ты налево посмотри.
Два выкопавшихся рекламных щита скакали по полю, играя чем-то круглым — подозреваю, головой давешнего мертвеца — в бадминтон.
В этот момент нас решил протаранить взбесившийся внедорожник.
Потом была легковушка, потом еще один внедорожник, потом фура… Да много их было. Но они быстро отставали, и мы как-то справлялись.
Больше всего меня удивила одна сцена: задушенный поводком человек — и мечущийся вокруг него пес.
Я сбросила скорость, опустила для верности стекло. Да, как и показалось вначале — другой конец поводка был прицеплен к ошейнику. Пес скулил, бегал из стороны в стороны, тыкался носом в мертвого хозяина. Заметив Борзую, ощерился и зарычал.
— Ник, ты это видишь?! Они же терпеть не могут ошейники и все такое… Но тогда эта сбруя и его бы придушила. Значит, для неразумных животных другие принципы «отношений»?
Ник покачал головой.
— Сразу понятно — у тебя никогда не было собак. Поводок — значит «гулять». Люди, животные, растения, вещи — суть одно, и принципы для всех одни. Если люди чем и выделяются, то, как раз, неразумностью.
— Скажешь тоже… Пес завыл — гулко, протяжно, безнадежно. Я нажала на газ.
— Если ничего не выйдет, ты убьешь меня, — вдруг хрипло сказал Ник.
— Что?! — Я чудом не съехала в кювет.
— Начертим ритуальные Врата — и принесешь меня в жертву. Попробую решить нашу поисковую задачку с того света.
— Впервые слышу, чтоб ницшеанское «Бог умер» кто-то трактовал буквально.
— Не без труда я взяла себя в руки.
— Это полная бессмыслица, Ник. Даже если забыть, что наши Врата не работают: сколько раз мы пытались, в куда лучших обстоятельствах… — Вот именно: в других обстоятельствах. Сейчас — иное дело, — терпеливо стал объяснять он.
— И что не удалось у живым, может выйти у мертвого… Я слышу: они говорят мне, что можно попытаться. И что время очень дорого… — Они?
— Вещи. Должен напомнить, один раз сегодня они уже предупредили меня, и ты об этом знаешь — иначе бы мы не вырвались из города, — добавил он, заметив мою скептическую гримасу.
— Все равно это ерунда.
— Я крепче сжала руль.
— И, Ник… Не понимаю, зачем вообще ты вмешался? Да еще готов на такое… В смысле, я имею ввиду, для тебя лично это все не такая уж и беда, нет? Ну, мир безумных вещей, то есть… Я окончательно запуталась в словах и замолчала.
— В безумии нет ничего хорошего. И в смертях нет ничего хорошего.
— Он мрачно взглянул на меня.
— Мир безумных вещей? Нет. Если все продолжится так, утвердится мир бессмыслицы и одиночества. Я не хочу этого допустить.
Разумно это или нет, но, по мне, у людей есть — или была раньше? — как минимум одна отличительная особенность. Для «отношений» нужны двое — всем, кроме нас.
Мы вольны относится сами к себе так или иначе, считать себя бесценными или одноразовыми, и действовать соответственно.
Мы не останавливались.
Мы искали все, что угодно: зеленый столб в небе, синюю дыру в земле, Бафомета верхом на карусели — все, что угодно, что отличалось бы от остального. Место, где Создатель — если у этого мира есть Создатель — мог бы услышать рев мотора, наступить на беспокойный обломок и заметить: с его созданием что-то не так.
Или не Создатель, а Хозяин: для нас никогда не было разницы.
Мы ехали по трассе, сворачивали на грунтовки, возвращались на трассу.
На лобовое стекло упали косые капли. Я приоткрыла окно и высунула руку — вода слегка обжигала кожу. Химзаводы, атомные станции — стоило ли надеяться, что безумие обойдет их стороной?
По счастью, дождь быстро закончился.
Не все вещи убивали. Некоторые развлекались безобидно, некоторые даже защищали людей — но агрессивных было в сотни, в тысячи раз больше. И что мог сделать раскладной стул против моторного насоса с вертким, как змея, шлангом, что мог старый мопед против экскаватора, перед тем с легкостью искорежившего башенный кран? Фары Борзой то и дело освещали невероятные картины расправы. Многие из погибших были голыми — люди в панике избавлялись от одежды, — но вещи все равно их находили.
По мертвому мужчине прыгал десяток игрушечных собачек, из тех, что обычно ставят на приборные панели. У тела не хватало головы, а ноги были обглоданы до костей.
— Надо же, срать нечем — а жрать хотят, — рассмеялся Ник. Для того, чтоб его развеселить, хватило всего-то такой малости, как конец света!
Шучу, конечно. Он просто очень любил вещи, а безумие, в некотором роде добавило им шарма; но в глазах у него не было веселья.
— Ты налево посмотри.
Два выкопавшихся рекламных щита скакали по полю, играя чем-то круглым — подозреваю, головой давешнего мертвеца — в бадминтон.
В этот момент нас решил протаранить взбесившийся внедорожник.
Потом была легковушка, потом еще один внедорожник, потом фура… Да много их было. Но они быстро отставали, и мы как-то справлялись.
Больше всего меня удивила одна сцена: задушенный поводком человек — и мечущийся вокруг него пес.
Я сбросила скорость, опустила для верности стекло. Да, как и показалось вначале — другой конец поводка был прицеплен к ошейнику. Пес скулил, бегал из стороны в стороны, тыкался носом в мертвого хозяина. Заметив Борзую, ощерился и зарычал.
— Ник, ты это видишь?! Они же терпеть не могут ошейники и все такое… Но тогда эта сбруя и его бы придушила. Значит, для неразумных животных другие принципы «отношений»?
Ник покачал головой.
— Сразу понятно — у тебя никогда не было собак. Поводок — значит «гулять». Люди, животные, растения, вещи — суть одно, и принципы для всех одни. Если люди чем и выделяются, то, как раз, неразумностью.
— Скажешь тоже… Пес завыл — гулко, протяжно, безнадежно. Я нажала на газ.
— Если ничего не выйдет, ты убьешь меня, — вдруг хрипло сказал Ник.
— Что?! — Я чудом не съехала в кювет.
— Начертим ритуальные Врата — и принесешь меня в жертву. Попробую решить нашу поисковую задачку с того света.
— Впервые слышу, чтоб ницшеанское «Бог умер» кто-то трактовал буквально.
— Не без труда я взяла себя в руки.
— Это полная бессмыслица, Ник. Даже если забыть, что наши Врата не работают: сколько раз мы пытались, в куда лучших обстоятельствах… — Вот именно: в других обстоятельствах. Сейчас — иное дело, — терпеливо стал объяснять он.
— И что не удалось у живым, может выйти у мертвого… Я слышу: они говорят мне, что можно попытаться. И что время очень дорого… — Они?
— Вещи. Должен напомнить, один раз сегодня они уже предупредили меня, и ты об этом знаешь — иначе бы мы не вырвались из города, — добавил он, заметив мою скептическую гримасу.
— Все равно это ерунда.
— Я крепче сжала руль.
— И, Ник… Не понимаю, зачем вообще ты вмешался? Да еще готов на такое… В смысле, я имею ввиду, для тебя лично это все не такая уж и беда, нет? Ну, мир безумных вещей, то есть… Я окончательно запуталась в словах и замолчала.
— В безумии нет ничего хорошего. И в смертях нет ничего хорошего.
— Он мрачно взглянул на меня.
— Мир безумных вещей? Нет. Если все продолжится так, утвердится мир бессмыслицы и одиночества. Я не хочу этого допустить.
Разумно это или нет, но, по мне, у людей есть — или была раньше? — как минимум одна отличительная особенность. Для «отношений» нужны двое — всем, кроме нас.
Мы вольны относится сами к себе так или иначе, считать себя бесценными или одноразовыми, и действовать соответственно.
Страница
5 из 7
5 из 7