В те времена людей объединяли не дома, а дворы. Не говорили «в нашем доме живёт», говорили «в нашем дворе». Во дворе сопели горьким дымом летние печки, сохло бельё и шушукались старушки, во дворе гоняли мяч, назначали свидания и бренчали на бесчисленных гитарах (концертов было мало, поэтому играть умели все)…
Добавить в моё избранное
17 мин, 54 сек 6595
Дома тесно, в школе скучно, а двор был целым миром с качелями, яблонями и даже чугунными скамейками — неведомые богатыри перетаскивали их из заброшенных парков и бросали прямо под окнами. Каждый вечер местные дедушки забивали там козла и вспоминали боевую молодость.
Бывали и более странные, а то и вовсе потусторонние объекты, которые ещё ждут пытливых исследователей: навсегда закрытые сараи, подвалы, где ночи напролёт горит одинокая лампочка, палисадники, на которых растут незнакомые, совсем чужие цветы и травы, а их хозяйки — полусумасшедшие особы в драных платьях и чумазых сандалиях… рузило, шуруп или нездоровые девочки, не приписанные ни к одной школе, которые живут одни в квартирах, задрапированных чёрным… или даже просто решётки, здоровенные такие узорчатые решётки с бронзовыми птицами и львами, какими не побрезгует иной респектабельный особняк — лет двадцать назад их принесли во двор, прислонили к стене, да так и оставили стоять, тускнеть и медленно врастать в сырую землю.
Сколько их было, таких? Наверное, все. В каждом дворе рано или поздно обнаруживалось что-нибудь достопримечательное своей непонятностью. Двор с Кроликом, Качелями, Валунами, Грибом или неким Джагбэндом… Был даже Пустой Двор — это где-то в районе рынка — знаменитый тем, что там вообще не было ничего интересного, только стены, окна и лавочки.
А самый-самый знаменитый ориентир находился в нашем дворе, причём так долго, что даже старожилы не могли рассказать, откуда здесь это. Не смогу и я; только знаю свершенно точно: когда я родился, он уже стоял.
Это был Автобус — самый что ни на есть доподлинно-настоящий «Кагер», без колёс и дверей, с исцарапанными боками и треснувшей левой фарой. Неведомые руки заботливо вынули все стёкла, опустошили кабину, оставив только дырки от кнопок и руль, юркие воробышки неизвестным науке способом загадили потолок, чьи-то беспокойные пальцы искромсали обивку — и железный остов, сам того не подозревая, стал вдруг милым, домашним и уютным. Зимой там стояла отчаянная холодрыга, но зато даже в самые отчаянные летние дни, когда город превращался в раскалённую сковородку, внутри сохранлась прохладная тень и какая-то очень своя, благородная свежесть. Да, это больше не было автобусом «Кагер» — это был Автобус, один-единственный в мире, не нуждавшийся в другом имени, и сам воздух словно говорил, что кто бы здесь до нас не катался, имён и дел своих не запечатлел и тихо ушёл, оставив пятна на полу да надписи на стенах. Автобус потерял все свои приметы: водителя, маршрут, колёса, двигатель, стал частью Двора, и невесть сколько лет двор так и называли: Двор с Автобусом.
Чудодейственно непригодный, словно руина или памятник, Автобус несомненно принадлежал вечности. Из двора могли исчезнуть дети, взрослые, мусор, скамейки, даже целые дома — и двор бы уцелел, но без Автобуса он бы несомненно пропал, превратившись в заурядный закуток, где даже посмотреть не на что. К счастью, Автобус всё-таки был — а значит, дети карабкались в кабину и часами катались, подпрыгивая в шатком водительском кресле, молодёжь забиралась в прохладный салон и сидела там, как в беседке, и даже взрослые, случалось, протискивались под днище и выискивали среди давно и тщательно разворованных деталей гайку для грузила, шуруп или что-то ещё.
Никто и представить не мог, что символ нашего двора — старый, спокойный и степенный, словно дерево, — может угодить в такой переплёт. Но это произошло — ранним летом, второго числа месяца Утки.
Виноват оказался, как это бывает и у людей, не сам Автобус, а его беспутный молодой родственник. Сейчас о нём можно прочитать разве что в старых газетах на дне ящиков, где бабушки хранят свои компоты, но прежде, в наше время, Пирата знали все, даже песни пели про его похождения. Кто-то ухитрялся увидеть его на улицах: огромный и жёлтый, с замурзанными стёклами, крейсировал он по своим, неведомым маршрутам, игнорируя остановки, светофоры и регулировщиков.
Появился Пират осенью, в самый разгар беспорядков. Прохладным утром на автовокзал ворвались какие-то люди, без разговоров разоружили сторожа, погрузили всё топливо в только что отремонтированный автобус и отбыли, взорвав на прощание другие два, стоявшие на ремонте и к похищению непригодные. Планировалось, наверное, пустить захваченный транспорт на баррикады; однако со временем ему нашлось другое, более изящное применение.
Так на улицах появился нелегальный автобус-призрак. Номер регулярно менялся, кондукторов он не принимал и общепринятые остановки игнорировал. В чём заключался его бизнес, не знал никто; но поговаривали, что маршрут составляют сами пассажиры, а предприимчивые водители в чёрных масках готовы отвезти вас хоть в Каблуки, хоть в Рукава, хоть в Моторное. Власти на автобус были весьма злы, обещали семь тысяч за любую информацию и даже учинили как-то полноценную облаву, с солдатами на подхвате и тремя вертолётами в воздухе.
Бывали и более странные, а то и вовсе потусторонние объекты, которые ещё ждут пытливых исследователей: навсегда закрытые сараи, подвалы, где ночи напролёт горит одинокая лампочка, палисадники, на которых растут незнакомые, совсем чужие цветы и травы, а их хозяйки — полусумасшедшие особы в драных платьях и чумазых сандалиях… рузило, шуруп или нездоровые девочки, не приписанные ни к одной школе, которые живут одни в квартирах, задрапированных чёрным… или даже просто решётки, здоровенные такие узорчатые решётки с бронзовыми птицами и львами, какими не побрезгует иной респектабельный особняк — лет двадцать назад их принесли во двор, прислонили к стене, да так и оставили стоять, тускнеть и медленно врастать в сырую землю.
Сколько их было, таких? Наверное, все. В каждом дворе рано или поздно обнаруживалось что-нибудь достопримечательное своей непонятностью. Двор с Кроликом, Качелями, Валунами, Грибом или неким Джагбэндом… Был даже Пустой Двор — это где-то в районе рынка — знаменитый тем, что там вообще не было ничего интересного, только стены, окна и лавочки.
А самый-самый знаменитый ориентир находился в нашем дворе, причём так долго, что даже старожилы не могли рассказать, откуда здесь это. Не смогу и я; только знаю свершенно точно: когда я родился, он уже стоял.
Это был Автобус — самый что ни на есть доподлинно-настоящий «Кагер», без колёс и дверей, с исцарапанными боками и треснувшей левой фарой. Неведомые руки заботливо вынули все стёкла, опустошили кабину, оставив только дырки от кнопок и руль, юркие воробышки неизвестным науке способом загадили потолок, чьи-то беспокойные пальцы искромсали обивку — и железный остов, сам того не подозревая, стал вдруг милым, домашним и уютным. Зимой там стояла отчаянная холодрыга, но зато даже в самые отчаянные летние дни, когда город превращался в раскалённую сковородку, внутри сохранлась прохладная тень и какая-то очень своя, благородная свежесть. Да, это больше не было автобусом «Кагер» — это был Автобус, один-единственный в мире, не нуждавшийся в другом имени, и сам воздух словно говорил, что кто бы здесь до нас не катался, имён и дел своих не запечатлел и тихо ушёл, оставив пятна на полу да надписи на стенах. Автобус потерял все свои приметы: водителя, маршрут, колёса, двигатель, стал частью Двора, и невесть сколько лет двор так и называли: Двор с Автобусом.
Чудодейственно непригодный, словно руина или памятник, Автобус несомненно принадлежал вечности. Из двора могли исчезнуть дети, взрослые, мусор, скамейки, даже целые дома — и двор бы уцелел, но без Автобуса он бы несомненно пропал, превратившись в заурядный закуток, где даже посмотреть не на что. К счастью, Автобус всё-таки был — а значит, дети карабкались в кабину и часами катались, подпрыгивая в шатком водительском кресле, молодёжь забиралась в прохладный салон и сидела там, как в беседке, и даже взрослые, случалось, протискивались под днище и выискивали среди давно и тщательно разворованных деталей гайку для грузила, шуруп или что-то ещё.
Никто и представить не мог, что символ нашего двора — старый, спокойный и степенный, словно дерево, — может угодить в такой переплёт. Но это произошло — ранним летом, второго числа месяца Утки.
Виноват оказался, как это бывает и у людей, не сам Автобус, а его беспутный молодой родственник. Сейчас о нём можно прочитать разве что в старых газетах на дне ящиков, где бабушки хранят свои компоты, но прежде, в наше время, Пирата знали все, даже песни пели про его похождения. Кто-то ухитрялся увидеть его на улицах: огромный и жёлтый, с замурзанными стёклами, крейсировал он по своим, неведомым маршрутам, игнорируя остановки, светофоры и регулировщиков.
Появился Пират осенью, в самый разгар беспорядков. Прохладным утром на автовокзал ворвались какие-то люди, без разговоров разоружили сторожа, погрузили всё топливо в только что отремонтированный автобус и отбыли, взорвав на прощание другие два, стоявшие на ремонте и к похищению непригодные. Планировалось, наверное, пустить захваченный транспорт на баррикады; однако со временем ему нашлось другое, более изящное применение.
Так на улицах появился нелегальный автобус-призрак. Номер регулярно менялся, кондукторов он не принимал и общепринятые остановки игнорировал. В чём заключался его бизнес, не знал никто; но поговаривали, что маршрут составляют сами пассажиры, а предприимчивые водители в чёрных масках готовы отвезти вас хоть в Каблуки, хоть в Рукава, хоть в Моторное. Власти на автобус были весьма злы, обещали семь тысяч за любую информацию и даже учинили как-то полноценную облаву, с солдатами на подхвате и тремя вертолётами в воздухе.
Страница
1 из 5
1 из 5
