Игра в серсо

Игра, впрочем, была призрачная. Хотя — что такое призраки! Разве можно посчитать ими двоих, Его и Её, которым галактическая плоскость была по пояс? Мужчину и женщину, сделанных будто из прочнейшего живого хрусталя, что отливал на гранях свинцовым блеском. Они были наги и нисколько не стыдились этого, черты лиц воплощали в себе как бы все земные и инопланетные расы, сплавленные воедино, и сказать, что они были неимоверно, немилосердно прекрасны, — значит, не сказать ровным счетом ничего.

Речи, которые вели между собой эти двое, не воплощались ни в какие вообразимые звуки, но чистый смысл их в том не нуждался. Вибрация имён, похожая на те звоны, которыми перекликаются отдалённые звёзды, планеты и сгустки материи, была случайной. Скажем, Дзено и Дзена.

Эти двое по видимости не придавали значения ничему, кроме своей забавы.

Играли же они следующим образом. В руках Дзено был меч старинной работы, так называемый колишемард: от рукояти с витым перекрестьем широкое, примерно на середине лезвие резко сужалось, превращаясь в гранёную иглу. В старинной игре серсо на такую шпагу даме полагается бросать обручи или (что во многом труднее) кольца, но Дзена выбрала шары — те, что ходили по эллипсоидным или спиральным путям внутри величественного Круга Зодиака, одновременно поворачиваясь на невидимом стержне, как тележное колесо.

Нет, Вселенная оставалась на месте и даже не прерывала своей собственной игры — падающие и сгорающие планеты, фейерверк хвостатых комет и метеоритная пыль не составляли исключения. Однако от них отделялись как бы двойники, именно их посылала вперёд женщина, стараясь угодить на острие шипа. Так длилось, пока на уступе клинка не накапливалось три — четыре тусклых скорлупы. Потом мужчина либо сбрасывал их назад, либо проводил их над протуберанцами ближайшего из солнц, отчего они ненадолго загорались наподобие разноцветных ламп накаливания. И лишь потом соединялись с физическими прототипами. Общая судьба для тех и других.

— А здесь ничего — простор, — сказала Ольга, жадно ловя горячий воздух, который захлёстывал через ветровик пожилой «Лада-Нивы».

— Небо стираное, подсиненное и накрахмаленное. Трава сухая хрустит под колёсами, дубы стоят высокие. Вилка двух рек.

— Древняя Русь, матушка княгиня, — шутливо отозвался Игорь.

— Великая и малая. Дон и Тихая Сосна. Мел и чернозём.

Он любил словесную игру — своего рода фехтование на понятиях. Такая уж девчонка попалась на этот раз — вдохновительная. Умела и словами раскрутить, и озорством подначить, и завести мужика сексом. Одно было чуть нехорошо: после баталий становился как выжатый лимон. Потом сил резко прибывало, точно нюхнул бодрящей травки или кольнулся. Даже мог какое-то время говорить о высоком.

Машина двигалась по припорошенному белым «снежком» шоссе, гудя ровно и мощно. По бокам мелькали одиночные деревья и небольшие рощицы, светлые холмы и тёмные воды. В сердцевине ярко-голубого купола маячила еле заметная чёрная точка.

— Ой, что это — те самые… — Угм. Те самые дивы, которые дали имя. Я теперь один из хозяев.

Сияющие, в легких сероватых тенях, силуэты напоминали то молящегося монаха, то крылатую химеру, иногда странного вида дом или церковь — всю в сквозных арках и выемках. В некоторых скалах, более массивных, были прорублены ступени, укреплённые дубовыми плашками, сооружены перила, внутрь тела вела небольшая деревянная дверца.

— Притормози, а?

— Успеешь насмотреться. Домой опоздаем.

— Ну, на минутку. Секундочку.

Ольга выскочила из машины, побежала к одной из фигур. Игорь последовал за нею, тщательно заперев шоферскую дверцу.

— Фантастика, — сказала она, задирая голову.

— Эти склоны. Этот свет. То, что наверху — выемка какая-то. Медальон?

— Икона, — поправил он серьёзно.

— Может быть, надвратный крест с богоматерью. Говорят, её греческие богомольцы привезли из Византии, а потом делась куда-то.

— Крест — значит церковь? Культовое здание.

— Забросили её.

— Смотри-смотри, её же с ног до головы расписали. В стиле «Здесь был я и моя мочалка».

— Рисовать ненадёжно — резать надо, — объяснил Игорь с важностью.

— Мел выветривается, крошится. Когда строили железную дорогу, штук десять таких статуй снесли, чтоб не устроили обвала.

— А тут лестница. Давай полезем? Факт для таких, как мы, туристов.

— Мы не туристы — почти местные. По крайней мере весной, летом и осенью. А зимы тут и нет, можно сказать.

Но когда девушка сделала вид, что хочет взобраться, Игорь заступил ей дорогу:

— Не надо. Ну, не сердись. Вот хочешь, такое же нацарапаю у самого входа? Я и ты равно… и так далее.

Он залез ещё выше, вынул из кармана нож и стал процарапывать на фронтоне первые бороздки. Ольга спустилась вниз, чтобы полюбоваться работой издали.