Жена, Мама, Ведьма

Августовский зной в Хайфе поистине невыносим. Солнце шпарит, ни капли влаги с неба, асфальт улиц бешено раскалился. Ночью и днём душит жара, утро словно злорадно подмигивает полыхающим восходом, а поздний вечер напоминает парилку, в которой вдруг выключили свет. Кондиционеры в помещениях и автобусах ворчат: «Не хочешь изжариться — простудись!». Да ещё осознание того, что впереди такой же сентябрь… В один из таких августовских вечеров я, подсчитывая, сколько в доме осталось продуктов, стоял на уличном переходе, ведущем к городскому рынку. О Господи, ещё и ждать на жаре этот проклятый светофор, который словно издевательски вылупил свой красный глаз, выслушивать взрёвывание автомобилей, отравляющих раскалённый воздух выхлопами… Вокруг меня понемногу собирались другие люди, также полагавшие, что голод не оправдывается жарой. Три человека подошли… пять… больше десятка… Мой взгляд невольно упал на стройную темноволосую девушку в белых джинсах, белых же кроссовках и светло-серой футболке с надписью «New York». Нет, право, у меня ничего такого в мыслях не было. Помимо невыносимой уличной жары, убивающей всякое естественное влечение к женщине, у меня было полно дел, на днях защита темы диссертации в Технионе, да к тому же лишь месяц назад я развёлся. Разошёлся с НЕЙ без скандала, без алиментов, но, понятно, радости мне этот факт биографии не доставил. Так что пока о девушках думать некогда.

От платонического созерцания стройной девушки меня отвлёк ударивший в нос запах табачного дыма. Что-что, а это я терпеть не могу, тем более этот какой-то… тошнотворный, что ли. На такой жарище — ещё и дымить сигаретой?! Я отодвинулся от курильщика как можно дальше влево, заодно прячась в тени между выступами здания, избегая вечерних, всё ещё таких обжигающих солнечных лучей. Чтоб тебе, светофор проклятый… Не сразу я понял, что, собственно, произошло.

Громкий и гулкий хлопок… лопнувшей шины?

Прямо перед моим лицом пронёсся клуб пламени, меня окатило на мгновение раскалённой волной, раздался звук многочисленных осколков, бьющих в уличное ограждение и стену здания — словно стрельба дробью… Раздались крики — женские, мужские… детские… Крики боли и ужаса… Теракт. Взрыв бомбы террориста. А может, смертника.

Рядом со мной произошёл теракт. Я остался жив, мало того — даже не ранен, не затронут осколками. Я остался жив, потому что отодвинулся от курильщика. Его зловонная сигарета спасла мне жизнь. А что с остальными людьми?

Небольшой пятачок перед переходом был залит лужами крови, в которых беспомощно ползали израненные люди. Но несколько человек лежали неподвижно. Впрочем, один из них и на человека не был уже похож — какие-то кровавые останки, ошмётки тела… террорист, почему-то стало мне ясно сразу. Рядом с ним лежали без движения злополучный курильщик и тучная пожилая женщина, рухнувшая на свою тележку. Как-то без пояснений я понял, что она тоже мертва. Чуть поодаль я увидел ту самую девушку, на которую обратил внимание минуту назад. Она была почти невредима.

Почти.

На её шее слева алела небольшая ранка, через которую струилась кровь. Сонная артерия. Откуда я это знаю, я же не медик? Знаю. Сейчас эта девушка умрёт — у меня на глазах.

Я позволю ей умереть?

А что я могу сделать?

Вдруг я понял, что уже стою на коленях над гибнущей девушкой, зажимая её рану какой-то тряпкой… платком… откуда я его взял? Платок был в крови… да и мои руки тоже… Это её кровь — или другой жертвы?

Визг сирен… Полиция? Врачи? Те и другие?

— Эй, парень, отпусти-ка! Вон врачи!

— Не могу! Она ранена в артерию!

Это я говорю — или кто-то другой, моим голосом?

— Молодой человек, можете отпустить! Вы всё сделали правильно! Она останется жива! Спасибо вам!

Я не без труда заставил себя разжать руки и подняться. Вдруг моё сознание словно восприняло всё случившееся, будто пружина распрямилась. Меня ударила дрожь. Что же это такое, в самом деле… какой-то страшный озноб посреди чудовищной жары… — Молодой человек! Вам плохо? Эй, кто-нибудь, поддержите его, у него шок!

— Н-не н-над-до! Я в-в п-порядке!

Я с трудом выдохнул слова через барабанную дробь зубов. Вот мерзкое ощущение. Ведь я же чувствую себя хорошо! Только не надо трогать меня, врачи! Раненые люди кругом, занимайтесь ими!

Я иду по узкому светлому коридору овальной формы… нет, не иду, скорее плыву без единого движения… впереди свет… хорошо… я уже почти на месте… совсем скоро я уже не буду знать, что такое боль, страх, страдание… это будет хорошо… — Ты должна вернуться! Твой срок не наступил!

— Я не хочу возвращаться. Там мне было плохо. Больно. Страшно. Я не хочу больше знать ни ужаса, ни страдания. Впустите меня.

— Нет. Сейчас ты вернёшься. Так надо.

— Зачем? Я не смогу больше принять боль и ужас смерти. Это слишком страшно. Я боюсь. Боюсь за себя, своих близких, других людей.