Девушка с черной лентой

Заметив кровь, дорожкой ведущуюся из гостиной, я поддалась вперёд, чтобы разглядеть, что твориться на кухне. Широкая спина загораживала весь обзор, но его ноги стояли на далёком расстоянии друг от друга, и я видела ножки стула, под которым растекалась лужа крови. Этот мужик что-то требовал от жителя квартиры и сильно бил его. Широкоплечий вскоре отошёл, и для меня открылась ужасная картина: на стуле сидела связанная девушка, я не видела её ног до этого, они были прижаты к груди, руки сводились за спиной, её бледное лицо было покрыто царапинами и ссадинами, по макушке текла кровь, бегущая по плечу и руке. Во мне почему-то проснулось чувство сострадания, и я, взявшись за голову, села на корточки и вспомнила о том, что делала на протяжении всей этой и той недель, как издевалась над невинными людьми, выпуская им кровь ради своего удовольствия. Мои ноги сами собой вытянулись, и, кажется, я заплакала. Мужчина заметил меня и с криками бросился на меня. Я, опешив, поднялась и, сдвинув брови, сжала нож. С силой он оттолкнул меня к стене, и я снова оказалась в спальне. Приподнявшись, я подбежала к нему и с ненавистью нанесла два удара в живот и в плечо, он, хватая ртом воздух, чернея с каждой секундой, резким движением расправил складной нож. Не ожидая такого поворота, я лишь перемахнула через кровать, но он за один прыжок достал меня и с оскаленным лицом вонзил в меня нож. С дикой яростью я отпихнула мужика и с ножом в плече полоснула его по шее. Фонтан крови хлестанул по обоям. С жгучей болью я упала на кровать и, стараясь действовать аккуратно, выдернула нож. С застывшим на лице криком я прошла на кухню, где сидела бедная девушка. Едва контролируя себя, я пыталась развязать её, но руки неожиданно ослабли и не хотели повиноваться. Освободив её, я зажала рану рукой и едва не упала на стол. Девушка долго с недоверием смотрела на меня, но потом предложила помощь. Желание убить её у меня исчезло. Я, прижав ветровку к плечу, молча ушла тем же путём, как и зашла — через окно.

Поэтому, из-за своей беспечности и слабости, я сама оказалась жертвой.

В сырой трубе начало темнеть. Снова бросив куртку в воду, я смочила её и завязала вокруг раны. Накинув мокрую футболку, я выбралась из трубы и поднялась. Жар отступил. Я пошла по дороге, ведущей к другому городу. Да, даже после того, как я спасла кому-то жизнь, я не хочу заканчивать то, что начала. Я чувствовала, что меня ждёт успех и наслаждение от работы. Чёрная лента, так преданно держащаяся на моей руке, напоминала мне о том, кто я есть на самом деле.

Я шла по дороге, где проехало много машин, но ни одна меня не зацепила. Я с раненой рукой шла, превозмогая боль, обычными шагами без рывков. Светящиеся фары то приближались, то удалялись. Машины ехали мимо, никто не обращал на меня внимания, будто весь мир отрезал меня от себя. В грязных джинсах, мокрой футболке тёмного цвета, потертых кроссовках, с растрепанными волосами я была никому не нужна. Одна против этого мира; я, с затаенной жаждой крови и мести, против мира, холодного и бесчувственного; ярость против безрассудства.

Звук скрипа шин вернул меня к реальности. Синяя машина затормозила рядом со мной, тёмное стекло у переднего сидения опустилось, и показалась голова водителя. Он с извиняющейся улыбкой предложил подвести меня. Я, глядя на восходящий месяц, на удаляющуюся черноту дороги, на ленту, согласилась.

Он о чем-то рассказывал, оскаленно улыбаясь, его угловатые скулы показались мне странными. Я пыталась смотреть лишь на дорогу, на встречные нам машины, на их номера, но взгляд всё равно переводился на его щеки и скулы. Водитель предложил мне поспать, если я хочу, я отказалась. Указывая на моё плечо, он спросил, что произошло, я, уклоняясь от ответа, сказала, что это неважно. Цыкнув, он отвернулся, и я увидела шрам, тянущийся со стороны позвонков шеи и идущий по горлу к углу глаза. Внутри все похолодело. Вопрос «а что, если он тоже убийца?» заставил меня отвести взгляд от бледно-розового шрама. Двое убийц ночью едут в один и тот же город, наверняка, чтобы пощекотать нервишки своим жертвам. Но доедем ли мы оба?

Он поднял руку, повернул лампочку, загоревшуюся слабым желтым светом, и спокойно убрал ладонь на руль, скалясь. Я, пытаясь сохранять спокойствие и бдительность, перебралась на заднее сидение и развязала ветровку с руки.