15 мин, 48 сек 15571
Здесь ее ничего не заинтересовало, и готесса перешла в уголок с постерами и репродукциями. Там она долго смотрела на одну из картин Клайва Баркера, после чего и произнесла слова, заставившие встрепенуться скучавшего за прилавком Эйнари.
— О чем кричат шрамы воспоминаний? — задумчиво произнесла девушка.
— Что?! — Тойвонен мгновенно пересек небольшое помещение магазина и оказался прямо перед ней.
— Что вы сказали?
— Не обращайте внимания, — улыбнулась готесса.
— Это я о своем.
— Не сказал бы, — возразил Эйнари.
— Я не потому спросил, что не расслышал. Как раз наоборот. О чем кричат шрамы воспоминаний. Вы ведь не сами придумали эту фразу, верно?
— Да. Но откуда вы знаете?
— Можно сказать, ниоткуда. Просто знаю. Где вы ее услышали?
— Один парень в метро задал мне этот вопрос. Мы разговаривали о разных необычных вещах, о сверхъестественном. Потом он вдруг спросил про воспоминания и шрамы. А когда я ответила, почему-то потерял ко мне интерес.
— Понятно, почему, — кивнул Эйнари.
— Он ожидал услышать совсем другое.
— Но вы ведь не знаете, что я ему сказала! — рассмеялась девушка.
— Есть только один ответ, который устроил бы его, — сказал Эйнари.
— Как, впрочем, и любого, кто задает такой вопрос.
— Так это кодовая фраза? — у девушки, что называется, загорелись глазки.
— Ух, как я люблю такие вещи! Это какая-то игра, да?
— Игра… — эхом повторил Эйнари.
— Что ж, наверное, это можно назвать и так. Только ставки в ней уж больно высоки… — Вы мне расскажете? — азартно произнесла готесса.
— Да, кстати… Это имеет какое-нибудь отношение к Месту? К Дому Джамелана? К Гнойной Забаве?
У Эйнари чуть челюсть не отвалилась.
— Девушка, вы хоть представляете себе, о чем сейчас говорите? — сдавленным голосом произнес он.
— Не представляю, потому и спрашиваю, — пожав плечами, как ни в чем не бывало, сказала его посетительница.
— А что, — она сделала большие глаза, — это может быть опасно?
— Да, — кивнул Тойвонен.
— Это может быть очень опасно. Откуда вам стали известны эти названия?
— Да так… Сплетни, пересуды, недомолвки. Такое впечатление, что толком никто ничего не знает. Только прикидываются.
— Знающие не говорят, — улыбнулся Эйнари.
— А говорящие — не знают.
— Вот-вот, именно так, похоже, дело и обстоит! — воскликнула девушка.
— Но вы-то, надеюсь, знаете?
— Да. Я многое знаю. И о многом.
— А… расскажете? Или это такой уж страшный запрет?
— Запрет? Кому пришло бы в голову запрещать людям заглядывать в Бездну?
— А вот Ницше сказал… — Не надо, — мягко прервал ее Тойвонен.
— Ницше сказал это не для того, чтобы повторять его слова всякий раз, как слово «Бездна» встретится в разговоре. Как вас зовут?
— Ангелина.
— А меня — Эйнари. Это финское имя.
— Вы финн?
— Да. Но моя родина — Россия. Санкт-Петербург. Вот что, Ангелина. Если вам действительно интересно, приходите завтра, в это же время. Я могу рассказать вам несколько занимательных историй о взаимоотношениях нашего мира и Бездны.
— Отлично! — она даже чуть не подпрыгнула.
— Я обязательно приду!
— Один вопрос только, — сказал Тойвонен, когда она уже подошла к двери.
— Зачем вам все это нужно?
— Ну как же? — полуобернувшись, произнесла Ангелина.
— Ведь знание — это сила.
— У этой медали есть и обратная сторона, — промолвил финн.
— Во многой мудрости много печали, и умножающий познание умножает скорбь.
— Я не боюсь скорби, — твердо заявила девушка.
— Это не самое страшное, что может случиться.
Сейчас Тойвонен поджидал ее, вспоминая их вчерашнюю беседу. «Да, — думал Эйнари, поправляя на полке статуэтки «Инфернального парада», — скорбь — не худшее, что может случиться с человеком. Хоть она и достаточно неприятна, никто еще не отменял расчленение, потрошение и, уж конечно, высасывание души».
Весело звякнул дверной колокольчик, извещая о чьем-то прибытии. «Должно быть, это она», — подумал, разворачиваясь, Эйнари.
Но то была не Ангелина. Общество тех, кого он видел сейчас перед собой, с одной стороны, забавляло Тойвонена, а с другой — было не слишком приятным.
— Ну что, дед, ты решил? — спросил, подойдя к прилавку, один из них, тот, что был постарше.
— Будешь платить? Или подождешь, пока твою лавочку разнесут к чертям собачьим?
Тойвонен помнил их. Ему, родившемуся в 1975 году на одной из рабочих окраин Ленинграда, был прекрасно знаком этот типаж. «Реальные пацаны с района». Короли ночной Вероны, мать их за ногу. Злобные волчьи взгляды исподлобья, характерные жесты, особенная походка, сленг… Вот сленг с годами претерпевал изменения.
— О чем кричат шрамы воспоминаний? — задумчиво произнесла девушка.
— Что?! — Тойвонен мгновенно пересек небольшое помещение магазина и оказался прямо перед ней.
— Что вы сказали?
— Не обращайте внимания, — улыбнулась готесса.
— Это я о своем.
— Не сказал бы, — возразил Эйнари.
— Я не потому спросил, что не расслышал. Как раз наоборот. О чем кричат шрамы воспоминаний. Вы ведь не сами придумали эту фразу, верно?
— Да. Но откуда вы знаете?
— Можно сказать, ниоткуда. Просто знаю. Где вы ее услышали?
— Один парень в метро задал мне этот вопрос. Мы разговаривали о разных необычных вещах, о сверхъестественном. Потом он вдруг спросил про воспоминания и шрамы. А когда я ответила, почему-то потерял ко мне интерес.
— Понятно, почему, — кивнул Эйнари.
— Он ожидал услышать совсем другое.
— Но вы ведь не знаете, что я ему сказала! — рассмеялась девушка.
— Есть только один ответ, который устроил бы его, — сказал Эйнари.
— Как, впрочем, и любого, кто задает такой вопрос.
— Так это кодовая фраза? — у девушки, что называется, загорелись глазки.
— Ух, как я люблю такие вещи! Это какая-то игра, да?
— Игра… — эхом повторил Эйнари.
— Что ж, наверное, это можно назвать и так. Только ставки в ней уж больно высоки… — Вы мне расскажете? — азартно произнесла готесса.
— Да, кстати… Это имеет какое-нибудь отношение к Месту? К Дому Джамелана? К Гнойной Забаве?
У Эйнари чуть челюсть не отвалилась.
— Девушка, вы хоть представляете себе, о чем сейчас говорите? — сдавленным голосом произнес он.
— Не представляю, потому и спрашиваю, — пожав плечами, как ни в чем не бывало, сказала его посетительница.
— А что, — она сделала большие глаза, — это может быть опасно?
— Да, — кивнул Тойвонен.
— Это может быть очень опасно. Откуда вам стали известны эти названия?
— Да так… Сплетни, пересуды, недомолвки. Такое впечатление, что толком никто ничего не знает. Только прикидываются.
— Знающие не говорят, — улыбнулся Эйнари.
— А говорящие — не знают.
— Вот-вот, именно так, похоже, дело и обстоит! — воскликнула девушка.
— Но вы-то, надеюсь, знаете?
— Да. Я многое знаю. И о многом.
— А… расскажете? Или это такой уж страшный запрет?
— Запрет? Кому пришло бы в голову запрещать людям заглядывать в Бездну?
— А вот Ницше сказал… — Не надо, — мягко прервал ее Тойвонен.
— Ницше сказал это не для того, чтобы повторять его слова всякий раз, как слово «Бездна» встретится в разговоре. Как вас зовут?
— Ангелина.
— А меня — Эйнари. Это финское имя.
— Вы финн?
— Да. Но моя родина — Россия. Санкт-Петербург. Вот что, Ангелина. Если вам действительно интересно, приходите завтра, в это же время. Я могу рассказать вам несколько занимательных историй о взаимоотношениях нашего мира и Бездны.
— Отлично! — она даже чуть не подпрыгнула.
— Я обязательно приду!
— Один вопрос только, — сказал Тойвонен, когда она уже подошла к двери.
— Зачем вам все это нужно?
— Ну как же? — полуобернувшись, произнесла Ангелина.
— Ведь знание — это сила.
— У этой медали есть и обратная сторона, — промолвил финн.
— Во многой мудрости много печали, и умножающий познание умножает скорбь.
— Я не боюсь скорби, — твердо заявила девушка.
— Это не самое страшное, что может случиться.
Сейчас Тойвонен поджидал ее, вспоминая их вчерашнюю беседу. «Да, — думал Эйнари, поправляя на полке статуэтки «Инфернального парада», — скорбь — не худшее, что может случиться с человеком. Хоть она и достаточно неприятна, никто еще не отменял расчленение, потрошение и, уж конечно, высасывание души».
Весело звякнул дверной колокольчик, извещая о чьем-то прибытии. «Должно быть, это она», — подумал, разворачиваясь, Эйнари.
Но то была не Ангелина. Общество тех, кого он видел сейчас перед собой, с одной стороны, забавляло Тойвонена, а с другой — было не слишком приятным.
— Ну что, дед, ты решил? — спросил, подойдя к прилавку, один из них, тот, что был постарше.
— Будешь платить? Или подождешь, пока твою лавочку разнесут к чертям собачьим?
Тойвонен помнил их. Ему, родившемуся в 1975 году на одной из рабочих окраин Ленинграда, был прекрасно знаком этот типаж. «Реальные пацаны с района». Короли ночной Вероны, мать их за ногу. Злобные волчьи взгляды исподлобья, характерные жесты, особенная походка, сленг… Вот сленг с годами претерпевал изменения.
Страница
3 из 5
3 из 5