На пороге лавки ужасов

Здесь ее ничего не заинтересовало, и готесса перешла в уголок с постерами и репродукциями. Там она долго смотрела на одну из картин Клайва Баркера, после чего и произнесла слова, заставившие встрепенуться скучавшего за прилавком Эйнари.

— О чем кричат шрамы воспоминаний? — задумчиво произнесла девушка.

— Что?! — Тойвонен мгновенно пересек небольшое помещение магазина и оказался прямо перед ней.

— Что вы сказали?

— Не обращайте внимания, — улыбнулась готесса.

— Это я о своем.

— Не сказал бы, — возразил Эйнари.

— Я не потому спросил, что не расслышал. Как раз наоборот. О чем кричат шрамы воспоминаний. Вы ведь не сами придумали эту фразу, верно?

— Да. Но откуда вы знаете?

— Можно сказать, ниоткуда. Просто знаю. Где вы ее услышали?

— Один парень в метро задал мне этот вопрос. Мы разговаривали о разных необычных вещах, о сверхъестественном. Потом он вдруг спросил про воспоминания и шрамы. А когда я ответила, почему-то потерял ко мне интерес.

— Понятно, почему, — кивнул Эйнари.

— Он ожидал услышать совсем другое.

— Но вы ведь не знаете, что я ему сказала! — рассмеялась девушка.

— Есть только один ответ, который устроил бы его, — сказал Эйнари.

— Как, впрочем, и любого, кто задает такой вопрос.

— Так это кодовая фраза? — у девушки, что называется, загорелись глазки.

— Ух, как я люблю такие вещи! Это какая-то игра, да?

— Игра… — эхом повторил Эйнари.

— Что ж, наверное, это можно назвать и так. Только ставки в ней уж больно высоки… — Вы мне расскажете? — азартно произнесла готесса.

— Да, кстати… Это имеет какое-нибудь отношение к Месту? К Дому Джамелана? К Гнойной Забаве?

У Эйнари чуть челюсть не отвалилась.

— Девушка, вы хоть представляете себе, о чем сейчас говорите? — сдавленным голосом произнес он.

— Не представляю, потому и спрашиваю, — пожав плечами, как ни в чем не бывало, сказала его посетительница.

— А что, — она сделала большие глаза, — это может быть опасно?

— Да, — кивнул Тойвонен.

— Это может быть очень опасно. Откуда вам стали известны эти названия?

— Да так… Сплетни, пересуды, недомолвки. Такое впечатление, что толком никто ничего не знает. Только прикидываются.

— Знающие не говорят, — улыбнулся Эйнари.

— А говорящие — не знают.

— Вот-вот, именно так, похоже, дело и обстоит! — воскликнула девушка.

— Но вы-то, надеюсь, знаете?

— Да. Я многое знаю. И о многом.

— А… расскажете? Или это такой уж страшный запрет?

— Запрет? Кому пришло бы в голову запрещать людям заглядывать в Бездну?

— А вот Ницше сказал… — Не надо, — мягко прервал ее Тойвонен.

— Ницше сказал это не для того, чтобы повторять его слова всякий раз, как слово «Бездна» встретится в разговоре. Как вас зовут?

— Ангелина.

— А меня — Эйнари. Это финское имя.

— Вы финн?

— Да. Но моя родина — Россия. Санкт-Петербург. Вот что, Ангелина. Если вам действительно интересно, приходите завтра, в это же время. Я могу рассказать вам несколько занимательных историй о взаимоотношениях нашего мира и Бездны.

— Отлично! — она даже чуть не подпрыгнула.

— Я обязательно приду!

— Один вопрос только, — сказал Тойвонен, когда она уже подошла к двери.

— Зачем вам все это нужно?

— Ну как же? — полуобернувшись, произнесла Ангелина.

— Ведь знание — это сила.

— У этой медали есть и обратная сторона, — промолвил финн.

— Во многой мудрости много печали, и умножающий познание умножает скорбь.

— Я не боюсь скорби, — твердо заявила девушка.

— Это не самое страшное, что может случиться.

Сейчас Тойвонен поджидал ее, вспоминая их вчерашнюю беседу. «Да, — думал Эйнари, поправляя на полке статуэтки «Инфернального парада», — скорбь — не худшее, что может случиться с человеком. Хоть она и достаточно неприятна, никто еще не отменял расчленение, потрошение и, уж конечно, высасывание души».

Весело звякнул дверной колокольчик, извещая о чьем-то прибытии. «Должно быть, это она», — подумал, разворачиваясь, Эйнари.

Но то была не Ангелина. Общество тех, кого он видел сейчас перед собой, с одной стороны, забавляло Тойвонена, а с другой — было не слишком приятным.

— Ну что, дед, ты решил? — спросил, подойдя к прилавку, один из них, тот, что был постарше.

— Будешь платить? Или подождешь, пока твою лавочку разнесут к чертям собачьим?

Тойвонен помнил их. Ему, родившемуся в 1975 году на одной из рабочих окраин Ленинграда, был прекрасно знаком этот типаж. «Реальные пацаны с района». Короли ночной Вероны, мать их за ногу. Злобные волчьи взгляды исподлобья, характерные жесты, особенная походка, сленг… Вот сленг с годами претерпевал изменения.