Они

— Программист был выше меня ростом, но сейчас, он казался ниже на пол головы. Он, словно ребенок, просящий у родителей разрешения пойти погулять вечером с друзьями, смотрел на меня в ожидании ответа.

— Ну, конечно, — я пригласил его жестом руки сесть напротив.

— Не могу выразить, насколько я вам благодарен! Спасибо вам огромное!— программист пожал мне руку, скинул куртку и с облегчением сел.

Он оказался невероятно разговорчивым. Мы беседовали с ним больше часа, пока шел дождь. Я успел выпить несколько кружек и съесть три сандвича. В какой-то момент я утомился и взял карандаш из стаканчика на столе. Оказывается, это был не просто предмет интерьера. Я подглядел, как любовная парочка что-то рисовала на скатерти, и сам решил нарисовать первое, что взбредет в голову.

Когда мне было шесть или семь лет, точно не помню, отец повел меня в подвал, где творил свои «шедевры». Он был художником. Помню эту длинную скрипучую лестницу, которая казалась бесконечной. По бокам вдоль стен тянулись старые ржавые трубы. Я шел за ним, боясь отстать даже на несколько метров, — так мне было страшно.

Толкнув тяжелую дверь, отец открыл мне свой мир, мир, который он тщательно скрывал от посторонних глаз. О его увлечении знала только моя мама, которая не очень-то обрадовалась идее, чтобы я шел с ним, но папа умел уговаривать. Первое, что бросилось в глаза — это большой мольберт, стоявший по центру комнаты. Интерес вызывал еще и тот факт, что полотно на нем было прикрыто тканью. Оно, словно магнит, притягивало к себе и звало:

— Ну, сними же с меня эту мерзкую тряпку. Посмотри на меня… Остальные же картины, коих было не мало, аккуратно стояли вдоль стен. В основном это были мрачные картины, что и неудивительно, когда сидишь здесь в подвале собственного дома, отрезанный от природы и живых звуков, где единственный источник света — лампочка над мольбертом, невольно настраиваешься на зловещую атмосферу. Позже отец расставлял еще и свечи, когда стал хуже видеть, но он боялся, что заденет одну из них, и все сгорит дотла. Слава богу, этого не произошло.

Я послушно стоял возле двери, боясь малейшим проступком вывести из себя отца, который воодушевленно рассказывал о том, как он проводит здесь время. Но чем дольше я находился там, тем больше мне хотелось посмотреть на полотно, скрытое под тканью. Усиленно продолжая делать вид, что слушаю отца, я стал думать о том, как бы мне добраться до новой картины.

Однако мне даже не пришлось ничего предпринимать — папа случайно зацепил рукавом край ткани, и она сползла вниз, открыв мне самое страшное из всего, что я когда-либо видел. Мне стало столь жутко, что в груди резко защемило, а нутро прошиб холодный ужас. Я стал учащенно дышать и перестал слышать все, что происходило вокруг. На тот момент существовало лишь нас трое: я, изображение на холсте и страх, сковавший меня по рукам и ногам.

Я не издал ни звука, просто стоял и пялился на картину, побелев, как молоко. Отец подскочил ко мне, пытаясь понять, что произошло, но он все прекрасно понимал. Виной была картина.

Мне никогда не забыть трех повешенных девочек в лесу. Их серые лица выглядели омерзительно, веревка от петли врезалась каждой в горло, разрезая кожу, а зеленые глаза выдавали в них ведьм. Собственно ведьм сжигали, так поступил и отец: после всей этой истории он кинул картину в камин. Но я на всю жизнь запомнил тот кошмар, который она пробудила во мне. Это было его последнее творение.

Задумавшись, и практически не слыша Петра, я небрежно нарисовал карандашом трех повешенных девиц в юбках. Рисунок был детским: палки и круглешки, но я точно знал, что вызывает у меня это изображение. И я совершенно не имел представления о том, почему вдруг, спустя столько лет, сидя в кафе во время непогоды, я нарисовал его.

Когда я оторвал взгляд от рисунка, то заметил, что Петр тоже что-то чиркал на скатерти. Я немного приподнялся, чтобы лучше разглядеть. И то, что я увидел, мне крайне не понравилось. Человек стоял на краю крыши многоэтажного здания.

— Можно узнать, почему ты нарисовал это?— я старался задать вопрос как можно более деликатно.

Программист посмотрел на меня и пожал плечами.

— Первое, что пришло в голову.

— И он бросится вниз?— кивнул я в сторону рисунка.

— Да, ведь он пришел туда не просто так, — ответил Петр.

— То есть?

Программист отложил карандаш и сложил руки в замок так, что костяшки пальцев побелели.

— Когда он поднимался на пятнадцатый этаж, то вряд ли это было просто так? Вы согласны?

— Допустим, — я закинул ногу на ногу, развернувшись боком к собеседнику.

— Значит, у него была какая-то цель.

— Петр сделал паузу, видимо ожидая моей реакции, но, когда ее не последовало, он продолжил.

— И вряд ли насладиться красивым видом на город, или выйти покурить.