Die Weltordnung

Абсолютно не готовы к войне.

В проломе появляется старик в ободранной одежде, взмокшие волосы растрепанны, в глазах выражение усталости и космического страха. Показываю рукой, чтобы переходил к товарищам. Старик хватается руками за края пролома, переводит дыхание, медленно двигает губами, шепча что-то типо: «Уф, спасся!». За спиной городского возникает Нча. Лапами хватает жертву за плечи, пронзая тело когтями, из живота выплескиваются струи кислоты.

Зрелище гибели незабываемо.

Тело растекается за несколько секунд. Сначала, как разогреваемое мороженое, тает голова: пропадает лоб, съедаются глаза, кончик носа падает к ногам, рот открывается и половина головы двигает губами и языком, пытаясь сказать что-то типо: «Нет, не это!» В груди появляется небольшая дырка, равномерно разрастающаяся во всех направлениях. Колени исчезают. Останки и синяя масса падают на землю.

Нча издает какой-то звук, что-то типо победного возгласа или фразы: «Приятного аппетита!». И кидается на останки. Еще раз выстреливает кислотой, чтобы привести в нужное состояние последние части тела старика. В проеме появляются еще две Нчи, перелезающие через жрущую подругу. Та склоняется над синим комком. За моей спиной визжат городские.

Отвратительные всасывающе-чавкающие звуки.

Скидываю неожиданно накатившее оцепенение. Стреляю. Пуля попадает точно в шланг, соединяющий Нчу и Сару. Трубка извивается удавом. Помещение наполняет звук газа, выходящего под большим давлением. Нча хватает лапами обрубок шланга. Из-под черной маски вырываются какие-то звуки, что-то типо: «Нет, не это!» Отвожу затвор.

Нча падает, крутится на месте, скребет лапами по груди, когтями сдирая кожу. Из тела вырываются струи зарина.

Гильза вылетает вправо.

Нча корчится в предсмертных муках, делает шаг, падает и навсегда замирает. Две другие двигаются в нашем направлении.

Обратным движением досылаю патрон.

Двумя выстрелами перебиваю шланги между Нчами и Сарой. Нчи гибнут также громко, отвратительно, пугающе и красиво. Сара дохнет, не издав ни единого звука.

На городских нет лиц: бледные, как поганки. Одного вывернуло, другого колотит, третий обмочил штаны. Концентрация зарина высока, поэтому надо срочно уходить. Мне хочется спасти их, еще больше не хочется видеть суженые зрачки, слюнявые рты, слышать нытье о раскалывающейся голове, тяжести в груди.

Выбираюсь из-за стола, рукой показываю городским следовать за мной. Когда оказываюсь перед самым проломом, возникает вставшая на ноги Нча.

Выстрел.

Плевок.

Пуля и кислота встречаются.

Открываю глаза.

Темный потолок казармы.

Тишина отбоя.

Поворачиваю голову направо.

Семен смотрит на меня.

Он тоже не спит.

— Сегодня я не буду исполнять отведенных обязанностей. Не только сегодня, а всегда.

— голос сначала неуверенный, но с каждый словом обретающий силу. По лицу Семена блуждает идиотская полуулыбка, на секунду выражение становится абсолютно серьезным, а затем снова улыбка.

Как дебил.

— Да, я так решил, — Семен хватается руками за ограждение, сжимает так, что белеют костяшки пальцев.

Снова улыбка.

Переглядываюсь с Александром. Окуляры наших противогазов округляются недоуменным выражением глаз. «Да ты что, белены объелся?!» пишут в таких случаях в книгах, а мы просто спрашиваем: «Да ты о*л?!».

— Неужто, вам, все это нравится? — Семен показывает руками на вышки по сторонам, кивает солдатам, занимающим позиции на стене внизу.

— Существовать всю жизнь в убогой казарме, нести дежурство, воевать с Саранчей, а по ночам окунаться в ужасные кошмары.

— Семен поворачивается и, не моргая, смотрит в окуляры моего противогаза.

— Все мы видим в снах, как Саранча пожирает людей, как они растекаются в жидкую массу. Я знаю, я спрашивал.

На краях губ Семена появляется пена. Облизывается.

Пересохло.

— А однажды они прорвутся. Это я тоже видел. И все видели. Я знаю. Я спрашивал. Может быть, все случится в этот раз. Они зальют кислотой опоры — наша вышка упадет. Грохнется в самое месиво уродов. Они накинутся толпой. Тогда кошмары оживут.

Освобождаюсь от каски, капюшона и противогаза.

— Ты как будто забыл, чему нас учили с самого рождения.

Встаю напротив Семена. Не моргая, смотрим друг другу в глаза.

Поединок.

— Наше общество четко поделено. Каждому — свое. Кому-то заниматься наукой, управлять и жить в Городе, кому-то трудиться на заводах, обитая во Флюсе, кому-то собирать урожай на фермах, а кому-то быть воином, всю жизнь борясь с Саранчой, быть готовым погибнуть, оберегая покой других. Мы, воины, получаем всеобщее почитание, судьбу героев, способных вписать имя в вечную книгу Славы.