Мне иногда кажется, что когда я выхожу из квартиры на пустую лестничную клетку, поднимаюсь по ступеням в небольшой, но уютный проем между седьмым и восьмым этажом, и, смотря в окно, нахожу в себе странные идеи. Повлиять на судьбы и движения прохожих. Особенно у меня это получается в те дождливые и слякотные дни, которых в начале ноября действительно много…
Добавить в моё избранное
14 мин, 37 сек 3468
Порой, вся эта слякоть и серость, царящая на улице, продолжает главенствовать и у меня внутри. Я как будто становлюсь частью какой-то совершенно бессмысленной игры, в которой я не играю абсолютно никакой роли, мне не знакомы правила, мне не знаком мой оппонент, против которого я играю. Но мне хочется продолжать, потому что тот безупречный хаос, от которого я буквально временами прусь и загоняюсь, заводит меня в тупик от нарисованных моим воображением чудовищных образов и жутковатых линий способных заставить меня поверить в существование некоего параллельного мира, из которого приходят эти осенние чудовища. Иногда когда у меня бывало на то настроение я пытался их запечатлеть на бумаге, художник из меня плохой и поэтому рисунки выходили очень аляповатыми, уродливыми как те очертания кривых и искаженных линий, которые периодически возникали перед моими глазами, обрисовывая то странное и жуткое что творилось у меня в голове. Но бывали и светлые пятна. Когда я не грезил тьмой, и тьма не приходила ко мне, я поднимался по лестнице между этажами, ставил бутылку пива на высокий бетонный подоконник и ждал появления прохожих. Иногда случалось, что никто из них не выходил на улицу в такую слякотную и дождливую погоду, бывало что я выпивал содержимое бутылки, и приятно захмелев уходил обратно домой, не получив и малую толику той подпитки которая мне была очень нужна. А бывало что кто-то появится, торопливо пройдет под окнами моей многоэтажки и исчезнет из вида. Иногда мне везло. Я видел, как случайно появившейся под окнами прохожий выберает другую дорогу. Пройдет мимо пустой детской площадки, вдоль черного решетчатого забора огораживающего старое здание детского садика. Именно в такие моменты я мог, сосредоточится на его (или ее) удаляющейся спине и попытаться пробуравить в ней взглядом пустую черную дырку, из которой ко мне шли эти невидимые нити, позволяющие мне управлять людьми как какими-нибудь марионетками. И импровизировал, пытаясь дергать пальцами и жестикулировать руками, будто я действительно умею это делать, и надо сказать просветы в моей голове происходили большим взрывом восторга, когда я, дергая прохожего за невидимые нити, велел ему пойти туда-то и туда-то. Правда не всегда это у меня получалось, и иногда я действительно расстраивался, когда выбранная мною жертва выбирала какой-то один удобный ей путь. Приходилось искать новую и тренировать свой взгляд на другой чужой спине, или голове.
Когда-то пару лет назад я вовсю интересовался всякого рода литературой о влиянии извне. Зачитывался ею по ночам. Выбирал особое время и особые места для своих «тренировок». Возможно, я понимал написанное слишком буквально и все что со мной происходит теперь, лишь бесхозный книжный опыт, который стращает меня на новые еще более извращенные подвиги как, например то, чем я сейчас занимаюсь в данный момент или буду заниматься позже, но уже другим «делом». Какая-то часть меня все же понимала, что то чем я занимаюсь, это бессмысленное и крайне бредовое взращивание безумия, которое не принесет мне ничего хорошего, разве что только новый еще более сумасшедший прыжок вниз, в те самые истоки темной бездны без уступов и впадин. И только поэтому я с ней соглашался и шел на свою ночную работу совершенно другим человеком, если не добрым, то, по крайней мере, спокойным и выдержанным, способным к натянутой улыбке и возможности что-то продать в гастрономическом магазине мистера Склизнера. Однако это вовсе не избавляло меня от ощущения, что что-то обязательно должно произойти. Это не вопрос веры. Это вопрос горького опыта, который я накопил достаточно, чтобы распознавать «особые» дни и ночи, в течение которых вполне вероятно можно ожидать появления неких субъектов.
Я пришел на работу как обычно в половине девятого, обменявшись сменами с моим дневным напарником. По обыкновению быстрого дежурного рукопожатия, должны были пожелать друг другу удачи, однако ни того, ни другого не произошло. Мой напарник сослался на спешку, и отдав мне ключи от магазина, убежал. Бойкой торговли я не ждал, однако до 11 часов в магазин пришли несколько редких покупателей, пожелавших взять что-то из быстрых закусок, сладостей и бутылок с содовой. В начале двенадцатого всегда наступал штиль, магазин в котором я работал, был не шибко большим, стоял возле трассы, по которой в такое время суток мало кто ездит. Сам мистер Склизнер, жил в дешевом мотеле, в 10 километрах отсюда. Как он сам мне часто говорил, совершенно бесплатно. Свою квартиру сдавал какой-то семье переехавшей сюда из Чикаго. Временами мне казалось, что этот человек единственно верно понимает мое болезненное состояние, и даже позволяет мне иногда отвлекаться от своих ночных обязанностей: негромко включать музыку и просто прогуливаться вдоль стройного ряда стеллажей, подолгу стоять у окна выходящего на пустынную ночную трассу и смотреть за ровным течением ночи. Можно сказать, что таким вот образом я спасался от своего всепоглощающего меня безумия, фантазий и бдений, за это я был горячо признателен мистеру Склизнеру.
Когда-то пару лет назад я вовсю интересовался всякого рода литературой о влиянии извне. Зачитывался ею по ночам. Выбирал особое время и особые места для своих «тренировок». Возможно, я понимал написанное слишком буквально и все что со мной происходит теперь, лишь бесхозный книжный опыт, который стращает меня на новые еще более извращенные подвиги как, например то, чем я сейчас занимаюсь в данный момент или буду заниматься позже, но уже другим «делом». Какая-то часть меня все же понимала, что то чем я занимаюсь, это бессмысленное и крайне бредовое взращивание безумия, которое не принесет мне ничего хорошего, разве что только новый еще более сумасшедший прыжок вниз, в те самые истоки темной бездны без уступов и впадин. И только поэтому я с ней соглашался и шел на свою ночную работу совершенно другим человеком, если не добрым, то, по крайней мере, спокойным и выдержанным, способным к натянутой улыбке и возможности что-то продать в гастрономическом магазине мистера Склизнера. Однако это вовсе не избавляло меня от ощущения, что что-то обязательно должно произойти. Это не вопрос веры. Это вопрос горького опыта, который я накопил достаточно, чтобы распознавать «особые» дни и ночи, в течение которых вполне вероятно можно ожидать появления неких субъектов.
Я пришел на работу как обычно в половине девятого, обменявшись сменами с моим дневным напарником. По обыкновению быстрого дежурного рукопожатия, должны были пожелать друг другу удачи, однако ни того, ни другого не произошло. Мой напарник сослался на спешку, и отдав мне ключи от магазина, убежал. Бойкой торговли я не ждал, однако до 11 часов в магазин пришли несколько редких покупателей, пожелавших взять что-то из быстрых закусок, сладостей и бутылок с содовой. В начале двенадцатого всегда наступал штиль, магазин в котором я работал, был не шибко большим, стоял возле трассы, по которой в такое время суток мало кто ездит. Сам мистер Склизнер, жил в дешевом мотеле, в 10 километрах отсюда. Как он сам мне часто говорил, совершенно бесплатно. Свою квартиру сдавал какой-то семье переехавшей сюда из Чикаго. Временами мне казалось, что этот человек единственно верно понимает мое болезненное состояние, и даже позволяет мне иногда отвлекаться от своих ночных обязанностей: негромко включать музыку и просто прогуливаться вдоль стройного ряда стеллажей, подолгу стоять у окна выходящего на пустынную ночную трассу и смотреть за ровным течением ночи. Можно сказать, что таким вот образом я спасался от своего всепоглощающего меня безумия, фантазий и бдений, за это я был горячо признателен мистеру Склизнеру.
Страница
1 из 4
1 из 4
