Великобритания, Уэльс, 1947 год.
16 мин, 55 сек 8233
— Парни? — тихо спросил Джимми, поглядывая из-под старой простыни. Последняя имела дырки-ромбики для глаз, «решетку» рта и служила ему костюмом «привидения».
— Вы тут?
Ему, конечно, никто не ответил. Улица обступала со всех сторон черными силуэтами деревьев-исполинов, тыквенными головами с горящими внутри свечами и белесыми квадратами домов. И была настолько безлюдна, насколько может быть безлюдной ночная улица.
В свои 12 (с половиной) Джимми считал себя достаточно взрослым, чтобы не бояться всяческих глупых суеверий. Но оказаться одному, в Хеллоуин, на Риот-драйв не пожелал бы и злейшему врагу.
— Просил же подождать… — буркнул он под нос и пошел к почти неразличимому отсюда перекрестку.
— Хлюп, — раздалось где-то слева. Джими всмотрелся в темноту — под деревом сидела девочка-ведьмочка в конусообразной шляпе и оборванной накидке. С одной стороны от нее стоял котелок со ступкой, и маленькая метла — с другой. И все было бы замечательно, если бы девочка не плакала самыми что ни на есть настоящими слезами.
Вообще, на взгляд Джимми, женский пол имел странную и непонятную особенность распускать нюни по поводу и без. Понять причину этого было столь же невозможно, как и невозможно было определиться, что в таких случаях взрослому и рассудительному человеку (каким считал себя Джимми) стоит делать.
Его мама, например, плакала постоянно. Когда отец ушел воевать с немцами (повиснув у того на шее) и когда вернулся (готовя ему ужин), когда Джимми сыграл свой первый футбольный матч, будучи вратарем, и пропустил 11 голов («Ты у меня такой молодец» — с умилением на лице), и когда, в следующей игре, отбил пенальти. Даже когда Джимми, поддавшись непонятному порыву, решил помочь и вынести мусор на улицу.
Они с отцом в такие моменты обычно переглядывались, синхронно пожимали плечами и старались каждый дальше заниматься своими делами. Да и что тут можно было поделать?
И, теперь, Джимми смотрел на рыдающую ведьмочку и абсолютно не знал, как ему поступить. Наконец, он решил, что интересоваться причиной горя будет невежливо, поэтому он только узнает, не проходили ли здесь ребята.
— Привет, — подошел к девочке Джимми.
— Ты не видела, тут не проходила парочка? Один — толстый, — под простыней развел руки в стороны Джимми.
— В костюме Франкенштейна. А другой — тощий и с таким, — вытащил он наружу и загнул палец.
— Носом. Он — профессор Мориарти. Не очень похож, но… Джимми подумал, что сам одет в простыню. Поскольку ни на что кроме старой дырявой простыни с чердака, денег в семье не было.
— Д-да, — всхлипнула в очередной раз девочка и вытерла руками сопли. Ее ведьмовский шнобель, видимо, был из пластилина, потому что кончик отвалился, тоскливо болтаясь в воздухе.
— Т-туда пошли-и.
— Спасибо, — замялся мальчик.
— Эээ… Ты… У тебя… нос… Отвалился.
— Да? — девочка нащупала кончик и прилепила обратно на место.
— Н-нормально?
— В лучшем виде, — высунул большой палец из-под простыни Джимми.
— Послушай… Ты… Чего плачешь?
— Н-никто со мной н-не хочет и-играть… — похлюпывая, ответила собеседница.
— Эмм… — ответ, к ужасу Джимми, был из категории «лучше не связываться» (в которую он заносил все темы, обсуждение которых требовало излишнего мыслительного процесса).
— Эмм… Почему?
— Н-не знаю! — выпалила девочка и зарыдала пуще прежнего.
— Эй… Стой… — Джимми начало казаться, что он борется с наводнением или, по меньшей мере, чем-то сопоставимым по размерам. Один неверный шаг, и… — Я поиграю с тобой.
— П-правда? — посмотрела вверх ведьмочка.
— Да, — пожал он под простыней плечами.
— Пойдем, будем вместе собирать конфеты. Только нужно найти моих друзей… — П-правда? Спа-спасибо, — девочка вытерла рукавом нос, и, громыхнув котелком со ступкой, поднялась.
— Да, ладно, чего уж там, — с интонацией, с которой любил говорить его отец, ответил Джимми. «Старею»… — Тебя как зовут?
— Моргана, — накидка ведьмочки была великовата и с шуршанием подметала за ней землю.
— То есть, на самом деле, Кэти… — Ааа, — многозначительно закивал головой-простыней мальчик.
— А меня — Джимми. Но все зовут Джимбо. Ты уже набрала что-нибудь?
— А?
— Ну, конфеты? Печенья? — на каждый вопрос девочка отрицательно мотала шляпой.
— Нет?
— Нет, я еще не успела… Я раньше вообще не знала про Хеллоуин. Там, где мы жили, такого не бывает.
— Ааа. Так это нужно срочно исправить! Находим дом, и, я сожру свою голову, — вспомнил он подсмотренное в книге выражение.
— Если ты уйдешь домой без добычи.
— Может, этот? — указала метлой ведьмочка.
— Не-ет! Ты что! Никогда не стучись в дома на Риот-драйв! В позапрошлом году старая Дуберхаун напекла печенья с иголками и бритвами и раздавала их детям.
— Вы тут?
Ему, конечно, никто не ответил. Улица обступала со всех сторон черными силуэтами деревьев-исполинов, тыквенными головами с горящими внутри свечами и белесыми квадратами домов. И была настолько безлюдна, насколько может быть безлюдной ночная улица.
В свои 12 (с половиной) Джимми считал себя достаточно взрослым, чтобы не бояться всяческих глупых суеверий. Но оказаться одному, в Хеллоуин, на Риот-драйв не пожелал бы и злейшему врагу.
— Просил же подождать… — буркнул он под нос и пошел к почти неразличимому отсюда перекрестку.
— Хлюп, — раздалось где-то слева. Джими всмотрелся в темноту — под деревом сидела девочка-ведьмочка в конусообразной шляпе и оборванной накидке. С одной стороны от нее стоял котелок со ступкой, и маленькая метла — с другой. И все было бы замечательно, если бы девочка не плакала самыми что ни на есть настоящими слезами.
Вообще, на взгляд Джимми, женский пол имел странную и непонятную особенность распускать нюни по поводу и без. Понять причину этого было столь же невозможно, как и невозможно было определиться, что в таких случаях взрослому и рассудительному человеку (каким считал себя Джимми) стоит делать.
Его мама, например, плакала постоянно. Когда отец ушел воевать с немцами (повиснув у того на шее) и когда вернулся (готовя ему ужин), когда Джимми сыграл свой первый футбольный матч, будучи вратарем, и пропустил 11 голов («Ты у меня такой молодец» — с умилением на лице), и когда, в следующей игре, отбил пенальти. Даже когда Джимми, поддавшись непонятному порыву, решил помочь и вынести мусор на улицу.
Они с отцом в такие моменты обычно переглядывались, синхронно пожимали плечами и старались каждый дальше заниматься своими делами. Да и что тут можно было поделать?
И, теперь, Джимми смотрел на рыдающую ведьмочку и абсолютно не знал, как ему поступить. Наконец, он решил, что интересоваться причиной горя будет невежливо, поэтому он только узнает, не проходили ли здесь ребята.
— Привет, — подошел к девочке Джимми.
— Ты не видела, тут не проходила парочка? Один — толстый, — под простыней развел руки в стороны Джимми.
— В костюме Франкенштейна. А другой — тощий и с таким, — вытащил он наружу и загнул палец.
— Носом. Он — профессор Мориарти. Не очень похож, но… Джимми подумал, что сам одет в простыню. Поскольку ни на что кроме старой дырявой простыни с чердака, денег в семье не было.
— Д-да, — всхлипнула в очередной раз девочка и вытерла руками сопли. Ее ведьмовский шнобель, видимо, был из пластилина, потому что кончик отвалился, тоскливо болтаясь в воздухе.
— Т-туда пошли-и.
— Спасибо, — замялся мальчик.
— Эээ… Ты… У тебя… нос… Отвалился.
— Да? — девочка нащупала кончик и прилепила обратно на место.
— Н-нормально?
— В лучшем виде, — высунул большой палец из-под простыни Джимми.
— Послушай… Ты… Чего плачешь?
— Н-никто со мной н-не хочет и-играть… — похлюпывая, ответила собеседница.
— Эмм… — ответ, к ужасу Джимми, был из категории «лучше не связываться» (в которую он заносил все темы, обсуждение которых требовало излишнего мыслительного процесса).
— Эмм… Почему?
— Н-не знаю! — выпалила девочка и зарыдала пуще прежнего.
— Эй… Стой… — Джимми начало казаться, что он борется с наводнением или, по меньшей мере, чем-то сопоставимым по размерам. Один неверный шаг, и… — Я поиграю с тобой.
— П-правда? — посмотрела вверх ведьмочка.
— Да, — пожал он под простыней плечами.
— Пойдем, будем вместе собирать конфеты. Только нужно найти моих друзей… — П-правда? Спа-спасибо, — девочка вытерла рукавом нос, и, громыхнув котелком со ступкой, поднялась.
— Да, ладно, чего уж там, — с интонацией, с которой любил говорить его отец, ответил Джимми. «Старею»… — Тебя как зовут?
— Моргана, — накидка ведьмочки была великовата и с шуршанием подметала за ней землю.
— То есть, на самом деле, Кэти… — Ааа, — многозначительно закивал головой-простыней мальчик.
— А меня — Джимми. Но все зовут Джимбо. Ты уже набрала что-нибудь?
— А?
— Ну, конфеты? Печенья? — на каждый вопрос девочка отрицательно мотала шляпой.
— Нет?
— Нет, я еще не успела… Я раньше вообще не знала про Хеллоуин. Там, где мы жили, такого не бывает.
— Ааа. Так это нужно срочно исправить! Находим дом, и, я сожру свою голову, — вспомнил он подсмотренное в книге выражение.
— Если ты уйдешь домой без добычи.
— Может, этот? — указала метлой ведьмочка.
— Не-ет! Ты что! Никогда не стучись в дома на Риот-драйв! В позапрошлом году старая Дуберхаун напекла печенья с иголками и бритвами и раздавала их детям.
Страница
1 из 6
1 из 6