Волчья ягода

Да, это был его дом, та калитка и тот двор, густо теперь заметенный снегом. Вход в дом находился с тыльной стороны. Сана пошла к нему, оставляя за собой вереницу отчетливых следов. Других следов возле дома не было. Неужели Влад не ночевал дома?

Сана поднялась на крыльцо и на секунду замерла у порога. Потом постучала. Ей никто не ответил. Постучала громче — ничего. Наверное, так оно и есть: Влада дома нет, и Сана приехала напрасно.

Тут что-то бухнуло внутри. Отчетливо. Сана приложила ухо к двери и снова дробно застучала.

— Влад, — позвала, — Влад, это я, Сана!

За дверью, как показалось ей, что-то зашевелилось, и кто-то словно засопел. Трезор? У него была собака.

— Влад!— позвала снова.

— Сана?— послышалось в ответ.

— Влад?— переспросила она, но из-за двери опять тишина. Может, показалось? Еще раз постучала.

— Сана, — отозвалось оттуда.

— Сана, уходи. Уходи, Сана, — каким-то дрожащим, с трудом прорывающимся голосом.

— Влад?— Она ничего не понимала.

— Влад, это я, Сана.

— Ей вдруг стало тревожно и муторно.

— Что с тобою, Влад?

— Уходи, Сана!— уже громче и настойчивее. Но этот голос менее всего напоминал ей голос Влада.

— Уходи!— крикнул Влад и грохнул об пол какую-то посудину.

— Но Влад… — совсем сбитая с толку, произнесла Сана.

— Уходи!— уже озлобленно и с надрывом. Сана отступила, отошла и вдруг ясно услышала из-за двери глухое, испугавшее её, рычание. Она попятилась и неожиданно, сойдя с крыльца, оступилась, чуть не упав. Схватилась за перила и непроизвольно глянула на то место, куда угодила её неуклюжая нога. Посмотрела и вскрикнула: у крыльца, припорошенный снегом, в небрежно-раскинутой позе лежал Трезор. Вернее, всё то, что от него осталось. Её поскользнувшаяся нога выгребла эту скрытую замерзшую плоть из-под снега.

А чуть в стороне из-под снега торчал глаз Трезора.

Сана окаменела. Что это, Боже?!

А из дома всё доносилось:

— Уходи, Сана! Уходи!— и звон разбивающегося стекла и треск ломающихся стульев, а потом глухие, тяжелые удары в дверь. Чаще, сильнее, настойчивее.

И вдруг до Саны будто дошло. Вдруг она испугалась по-настоящему. Почти обезумела, сорвалась, побежала, спотыкаясь и прикрывая рыдающее лицо маленьким озябшими, несмотря на одетые варежки, ладонями.

А Влад всё метался из комнаты в комнату, разбивая вдребезги стеклянную посуду, ломая стулья, срывая и разрывая простыни, наволочки и занавески. Он всё крушил, разбрасывал и разбивал, не задумываясь и не осознавая, что делает, ощущая только, как необычайно наливаются его мышцы, как грудь непривычно расширяется, требуя всё больше и больше воздуха, а ноги так прямо и готовы бежать хоть добрую сотню километров, — настолько литыми и огромными, как показалось ему, они стали. И в этом кавардаке Влад почувствовал себя абсолютно свободным. Душа затрепетала, голова пошла кругом от радости, захотелось на свежий воздух. Побольше воздуха! На улицу, на простор, вон из замкнутых стен!

Налег плечом, без труда вынес входную дверь и замер на крыльце.

Стемнело быстро, и полная луна во всем своем божественном сиянии зазолотилась вверху. Её вид особенно поразил Влада. Это было как явление, как какое-то откровение. Недостающая цепочка его бытия.

Владу вдруг сделалось необыкновенно легко. Так, как никогда не было легко. Он весь затрепетал от возбуждения, до боли сжал кулаки, выпростав руки вдоль тела, и… завыл вековым неистовым волчьи воем.