Мне периодами сниться один и тот же сон. Я несусь на коне, склонившись к шее скакуна, пересекая как океан бескрайнюю, рыжую степь, покрытую высохшей травой, произраставшей из обожженной солнцем, красно желтой земли. Вечернее солнце светит мне в спину…
Добавить в моё избранное
13 мин, 30 сек 2722
На горизонте, появляются скалистые горы, настолько высокие и узкие, что будто гигантские столбы упираются они своими вершинами в густые, кучевые, страшные, словно последствия огромного взрыва, ярко красные в закатных лучах солнца, облака. Я скачу навстречу этим вершинам, а теплый ветер дует мне в лицо. А скалы становятся все ближе, все больше и больше ужасая своими размерами. Облака над ними, по мере захода солнца за горизонт, приобретают цвет из алого в бардовый. Природа приобретает фантастический вид, ужасающий, красивый. Всегда проснувшись, до того как я приблизился к зловещим вершинам, я еще долго оставался под впечатлением живописной местности, местности казавшейся мне в первые минуты после пробуждения до боли родной, знакомой. «Прерии», — вот какое слово приходило мне на ум, «дикие прерии», где я не раз оказывался во сне, и которые не имели ничего общего с привычной для меня, северной, Российской природой. Но сны в суете дня забываются, оставляя за собой необычное, и будто бы приятное впечатление. Но, в конце концов, слабеет и впечатление, пока через череду ночей сон не повториться вновь. И я задумываюсь над тем, откуда мне, молодому человеку, студенту С… кого университета, видевшему мир не далее родного города и, в основном из окна университета, сняться столь фантастические картины неведомой мне природы.
Сколько бы вы не прожили в городе, никогда нельзя сказать, что вы знаете его полностью, до каждого двора, до каждой улочки, до каждого района, в чем я убедился, совершив однажды длительную прогулку и забредя в неизвестное мне, до сей поры место. В тот, надолго оставшийся в моей памяти день, ноги меня занесли в самый отдаленный пригород, где старый, богатый памятниками культурного наследия город С… казался еще более старым. Я оказался в безлюдном, грязном и запущенном месте, где потемневшие от времени краснокирпичные постройки, с элементами архитектурных стилей позапрошлого века соседствовали с деревянными двухэтажными покосившимися домами, чьи с большим выносом эркеры, грозили обрушиться на головы тех, кто рискнет под ними пройти. Улица, по которой я шел, судя по надписям на обветшалых домах, носила название «Панская», о которой я до сего дня никогда не слышал. Покрывавший улицу потрескавшийся асфальт, пророс в местах трещин густой, высокой травой. Встречавшиеся повсюду куски кирпичей, досок, ржавых, жестяных листов придавали месту еще большее ощущение запущенности. Ни один автомобиль, не нарушил шумом мотора, столь не обычную средь бела дня тишину, ни один человеческий голос не оживил место.
Вывеска «Антикварная лавка» на одном из краснокирпичных домов, выглядела в столь богом забытом месте, весьма неуместно. Непонятно, кто будет в нее ходить. Но предметы старины, выставленные за ее окнами, вполне соответствовали духу местности, в которую я попал. Там оказалась с большим деревянным колесом прялка, оказались старинные часы с механизмом приводящим в движение застывших в танцевальных позах кукол, находился огромный, по древним представлениям разрисованный очертаниями материков глобус и многое другое. Я открыл дверь магазина, звякнувший колокольчик меня поприветствовал. Я оказался в заставленном старой деревянной мебелью, книжными шкафами с потертыми книгами, стеклянными витринами помещении. С фигурными ручками и ножками стулья, с золотистой обивкой кресла, старое пианино с вделанными в него подсвечниками были выставлены на продажу. Бронзовые статуи античных богов и египетских фараонов замерли в застывших позах, и с застывшими же лицами. Потрескавшиеся от времени картины, изогнутые сабли, кинжалы украшали стены. Ордена, медали, старинные монеты, театральные бинокли, опасные бритвы, веера, чернильницы, пенсне были выставлены за стеклом в витрине. Бочкообразные и круглые самовары, расписные вазы, дуэльные пистолеты, зеркала и прочие вещи, пережившие своих хозяев, расположились на полках за стеклянными дверцами. Все что когда то приобреталось, трогалось, использовалось людьми давно умершими, окружало меня. Все, что когда то радовало глаз своим бывшим владельцам, сиротливо покоилось, храня о них воспоминания. «Сколько лиц отразилось в этом зеркале» — подумал я глядя в одно из настольных зеркал — «Сколько отразилось лиц тех, кого уж нет в живых, а вот теперь отражаюсь я». Проходя от одного зеркала к другому, я продолжал думать о тех, кто в них запечатлелся, и, так же как и я, разглядывал свое лицо. Подойдя к очередному зеркалу, с круглой, деревянной рамкой, я заглянул и в него, продолжая фантазировать о том, как выглядели те люди прошлых лет, любовавшиеся собой. У мужчин закрученные кончики усов, бакенбарды, а у женщин мушки на лице… Раздавшееся позади меня покашливание заставило меня вздрогнуть. Обернувшись, я встретился взглядом с мужчиной, чья борода спускалась на грудь, а длинные волосы спускались на плечи. Его запыленные джинсы и поношенный свитер, вместе с его никогда не соприкасавшимися с ножницами волосами и бородой, придавали мужчине вид бродяги или бомжа.
Сколько бы вы не прожили в городе, никогда нельзя сказать, что вы знаете его полностью, до каждого двора, до каждой улочки, до каждого района, в чем я убедился, совершив однажды длительную прогулку и забредя в неизвестное мне, до сей поры место. В тот, надолго оставшийся в моей памяти день, ноги меня занесли в самый отдаленный пригород, где старый, богатый памятниками культурного наследия город С… казался еще более старым. Я оказался в безлюдном, грязном и запущенном месте, где потемневшие от времени краснокирпичные постройки, с элементами архитектурных стилей позапрошлого века соседствовали с деревянными двухэтажными покосившимися домами, чьи с большим выносом эркеры, грозили обрушиться на головы тех, кто рискнет под ними пройти. Улица, по которой я шел, судя по надписям на обветшалых домах, носила название «Панская», о которой я до сего дня никогда не слышал. Покрывавший улицу потрескавшийся асфальт, пророс в местах трещин густой, высокой травой. Встречавшиеся повсюду куски кирпичей, досок, ржавых, жестяных листов придавали месту еще большее ощущение запущенности. Ни один автомобиль, не нарушил шумом мотора, столь не обычную средь бела дня тишину, ни один человеческий голос не оживил место.
Вывеска «Антикварная лавка» на одном из краснокирпичных домов, выглядела в столь богом забытом месте, весьма неуместно. Непонятно, кто будет в нее ходить. Но предметы старины, выставленные за ее окнами, вполне соответствовали духу местности, в которую я попал. Там оказалась с большим деревянным колесом прялка, оказались старинные часы с механизмом приводящим в движение застывших в танцевальных позах кукол, находился огромный, по древним представлениям разрисованный очертаниями материков глобус и многое другое. Я открыл дверь магазина, звякнувший колокольчик меня поприветствовал. Я оказался в заставленном старой деревянной мебелью, книжными шкафами с потертыми книгами, стеклянными витринами помещении. С фигурными ручками и ножками стулья, с золотистой обивкой кресла, старое пианино с вделанными в него подсвечниками были выставлены на продажу. Бронзовые статуи античных богов и египетских фараонов замерли в застывших позах, и с застывшими же лицами. Потрескавшиеся от времени картины, изогнутые сабли, кинжалы украшали стены. Ордена, медали, старинные монеты, театральные бинокли, опасные бритвы, веера, чернильницы, пенсне были выставлены за стеклом в витрине. Бочкообразные и круглые самовары, расписные вазы, дуэльные пистолеты, зеркала и прочие вещи, пережившие своих хозяев, расположились на полках за стеклянными дверцами. Все что когда то приобреталось, трогалось, использовалось людьми давно умершими, окружало меня. Все, что когда то радовало глаз своим бывшим владельцам, сиротливо покоилось, храня о них воспоминания. «Сколько лиц отразилось в этом зеркале» — подумал я глядя в одно из настольных зеркал — «Сколько отразилось лиц тех, кого уж нет в живых, а вот теперь отражаюсь я». Проходя от одного зеркала к другому, я продолжал думать о тех, кто в них запечатлелся, и, так же как и я, разглядывал свое лицо. Подойдя к очередному зеркалу, с круглой, деревянной рамкой, я заглянул и в него, продолжая фантазировать о том, как выглядели те люди прошлых лет, любовавшиеся собой. У мужчин закрученные кончики усов, бакенбарды, а у женщин мушки на лице… Раздавшееся позади меня покашливание заставило меня вздрогнуть. Обернувшись, я встретился взглядом с мужчиной, чья борода спускалась на грудь, а длинные волосы спускались на плечи. Его запыленные джинсы и поношенный свитер, вместе с его никогда не соприкасавшимися с ножницами волосами и бородой, придавали мужчине вид бродяги или бомжа.
Страница
1 из 4
1 из 4
